Светят окна в ночи

— Вот я сидел и думал, — начал Гумер. — А думал я о том, для чего созывают наши комсомольские вожаки в рабочее время столько рабочих, техников, инженеров? Видимо, для того, чтобы или сообщить нам нечто важное, или послушать нас о таком же важном. О чем же говорил комсорг? О том, что мы хорошо работаем. Правда, он забыл сказать, что лично он к этой стороне нашей жизни не имеет никакого отношения. Далее. В отчете в числе комсомольско-молодежных бригад названы три, якобы созданные в нашем сушильном цехе. Ответственно заявляю, что они не только никогда не были созданы, но и не могли быть созданы, поскольку нет в том нужды. Он говорил, что экономический эффект от внедрения рацпредложений по сушильному цеху составил пятьдесят тысяч рублей. Ответственно заявляю, что за последний год у нас не внедрено ни одного предложения, а следовательно, эффект равен нулю. Далее. Комитет комсомола якобы добился важных результатов в борьбе с пьянством. Я не знаю, откуда он брал данные по нашему цеху. Но вот то, что пятеро из моих слесарей-комсомольцев в этом году побывало в вытрезвителе, знаю точно. Примерно такие же уточнения я мог бы сделать и по другой работе комитета комсомола в отчетный период. Спрашивается, зачем Иреку Фахрутдинову понадобилось вводить в заблуждение собрание? Только для того, чтобы мы с вами признали его работу удовлетворительной и снова избрали его комсоргом. Весь этот спектакль, участниками, а не просто зрителями которого мы все с вами являемся, и рассчитан на то, чтобы дать возможность Иреку Фахрутдинову еще два года посидеть в руководящем кресле. И теперь я спрошу вас: зачем вам нужно такое собрание? Книги лучше читать дома или в библиотеке, разговаривать удобнее лицом к лицу… Может, мы быстренько поднимем руки «за» да и разойдемся по своим рабочим местам? Чего же обсуждать то, чего не было? И намечать то, чего никогда не будет сделано? Приписок у нас и без того хватает, чтобы приписывать еще себе и бурную комсомольскую деятельность…

Зал несколько мгновений оглушенно молчал, потом загудел: кто-то засмеялся, несколько человек захлопали в ладоши. Представитель горкома наклонился теперь к секретарю парткома, который, побурев лицом, смотрел отсутствующе в зал. Ирек дергал за руку совсем растерявшегося председательствующего и что-то ему подсказывал. Наконец тот встал:

— Товарищи! Продолжаем собрание… Слово предоставляется…

— Пусть выступает, кто хочет! — крикнули из зала.

— Товарищи! — представитель горкома постучал карандашом по графину и строго сказал: — Есть определенный порядок, его надо соблюдать…

— Не нужен список! — потребовал чей-то голос.

— Ставь на голосование! — поддержал его другой.

Собрание почти единогласно приняло решение отменить список. Первым к трибуне вышел молодой слесарь.

— Хабиров прав, — проговорил он скороговоркой. — Ничего у нас комсомол не делает. Видимость одна. Вот я плачу взносы, и все. И пьют у нас в общежитии. Нечем заняться.

— А сам-то пьешь? — спросил из зала ехидный голос.

— И я пью… Когда деньги есть! — добавил он под сочувствующий смех. — Вот тут Фахрутдинов наговорил разного, а я слушаю и не узнаю: вроде бы и не о нас это все… Значит, врет? А если врет, зачем он нам нужен? У нас вот слесарей не хватает — пусть приходит к нам. Все делом займется. И врать тут отучим. Значит, и будет воспитание…

Зал с восторгом принял путаную, обрывистую речь слесаря — ему долго аплодировали.

— А я считаю — неправильный тон задал Хабиров, — сказал инженер из отдела снабжения. — Ему надо было сначала сказать, что он сам как комсомолец сделал, а потом уж критиковать комитет комсомола и лично Ирека Фахрутдинова. Мне, например, доклад понравился. Если есть там неточности, их надо поправить. А компрометировать комитет комсомола мы не позволим. Так что предлагаю работу комитета комсомола признать удовлетворительной. И Фахрутдинова надо поддержать. Он парень неплохой, а то, что комсомолом не занимается, это дело поправимое. Надо только сказать ему, что делать…

В одной стороне зала раздался топот, в другой — аплодисменты. Аудитория раскололась. Председательствующий стучал карандашом по графину, но стука этого никто не слышал…

* * *

— Ну, и что теперь будем делать, Хабиров?

Секретарь парткома смотрит на Гумера тяжелым взглядом, потом переводит его на представителя горкома комсомола. У того вид побитой дворняжки, но глаза злые.

— Просто поразительно! — говорит он, косо взглянув на Гумера. — Такого у нас еще не было… Я так считаю, Иван Павлович: Хабиров проявил вопиющий факт безответственности. Он — поджигатель…

— Чего-чего? — недовольно спрашивает секретарь парткома. — Давай-ка без ярлыков… Ты почему не посоветовался, Хабиров? Взял и вылез на трибуну. И перебаламутил собрание.

— Он его просто сорвал, — вставляет представитель горкома. — Повел за собой отсталые элементы.

— Какие отсталые элементы? — вскидывается Гумер.

— Крикуны и бездельники, люди, сводящие личные счеты. Вот чьим рупором вы, товарищ Хабиров, стали!