Светят окна в ночи

Ну, ждал не ждал, мы это еще посмотрим! И я отбрасываю все свои сомнения и сажусь к зеркалу, чтобы привести себя в надлежащий вид.

Когда-то Сабир говорил, что мои глаза — озера. Большие глаза, темные, с блеском, это правда. Лично мне тоже нравятся. Вот ресницы чуть-чуть подкачали по нынешним меркам: сейчас в моде — длинные, с загнутыми вверх краями. Правда, прежде искусственными ресницами не пользовалась, но раз их когда-то купила, значит, держала в уме, что пригодятся… Длинноваты вроде бы… Ну, это мы ножницами подровняем… Так! В самый раз. Моргаем, смотрим — обалдеть можно! Будь я на месте того неженатого, сразу бы влюбилась. И смотреть на него таинственно, чуть прищурившись, чтобы тени от ресниц на щеки падали… Им, говорят, нравится такая таинственность.

Теперь брови. Сохраняем прежний фасон — вразлет и крутой дугой. Подщиплем чуть-чуть (больно, но чего ради красоты не вытерпишь!), черным карандашиком подправим… Если он не упадет в обморок от такого лика, я ничего в мужчинах не понимаю!..

Осматриваю себя в зеркало со всех сторон — на свет, против света и т. п.

С платьями труднее — слишком большой выбор. Возьмем попроще, поэлегантнее, чтобы была полная гармония. Этот разрезик сбоку для пикантности — открывает ноги ровно настолько, насколько это необходимо в «ознакомительной» ситуации.

Такие вот маленькие женские хитрости.

В Англии вроде бы даже закон когда-то приняли против подкрашивания, искусственных волос, высоких каблуков… Считать брак недействительным, если мужчина женился, испытывая головокружение от женских духов?.. Смешно! Если бы у нас такой закон действовал, сколько бы женщин оказалось в девках до самой смерти, не говоря уже о разведенных… Слава богу, не додумались до этого!

Я еще покрутилась немного около зеркала, показала себе язык и отправилась в гости. Удачи тебе, красавица!

* * *

…Наконец объятия и поцелуи в прихожей закончились, Разиля внимательно меня оглядела, поцокала языком и повела в большую комнату, где я сразу увидела незнакомого парня, склонившегося над магнитофоном. «Здравствуйте! — сказала я, останавливаясь на пороге, но Разиля продолжала подталкивать меня вперед, словно я тут же должна была пасть парню в объятия. Она так лукаво улыбалась, подмигивая нам обоим одновременно, что о якобы случайной встрече и речи не могло идти: он, конечно, тоже был обо всем предупрежден и теперь пытается изображать на своем лице приятное изумление. Я готова была сквозь землю провалиться, но постаралась как можно незаметнее освободить свою руку из ласково-настойчивых пальцев Разили.

— Вот знакомьтесь: Амир, Сария, — сказала она весело.

Мы церемонно поклонились. Что дальше? Дальше — неловкая пауза, когда не известно, что делать. Не рассматривать же друг друга, так сказать, взаимно примериваясь и оценивая. Вижу — высок, недурен, взгляд в общем-то глуповат, но это, наверное, от неловкости: тоже не знает, куда девать руки и куда лучше смотреть. «Ну соображай быстрее, начинай разговор какой-нибудь! — мысленно тороплю его, изнывая от затянувшегося молчания. — Что за мужчины пошли?» Читать мысли на расстоянии он определенно не умеет, поэтому я отворачиваюсь от него и деланно-озабоченным голосом спрашиваю у Разили:

— Давай я тебе на кухне пока помогу!

Разиля открывает рот, чтобы возразить, но я так выразительно на нее смотрю, что она все свои слова сразу проглатывает.

— Вы пока здесь поскучайте, а мы с Сарией посмотрим, что там на кухне, — говорит она скороговоркой. И мы уходим на кухню.

— Ты чего? — шепчет она, прикрыв дверь. — Не понравился, что ли?

— А он не глухонемой? — огрызаюсь я, злясь и на нее, и на себя.

— Что ты! Говорю — инженер. Неженатый. Идеальный жених.

— Алиментщик, наверное…

Разиля смотрит на меня, округляя глаза, потом крутит пальцем у виска:

— Опять за свое, да?

— Ну, ладно, я это так. На всякий случай, — говорю я и оглядываю кухню. Удивительно, но тут сегодня полный порядок. — С чего начнем?

— Ни с чего. У меня все готово. Иди лучше развлекай своего… Кстати, у тебя будет, наверное, соперница.

— Да? — спрашиваю я равнодушно.

— Товарищ Рашида должен привести сестренку, — поясняет Разиля чуть смущенно. — Но она птенчик совсем — не то двадцать, не то двадцать два…

— Ничего себе — птенчик! — усмехаюсь я. Все это мне, конечно, не нравится: и то, что ей двадцать два, и то, что нас обеих, видать, решили познакомить с одним кандидатом в женихи. Ему будет из чего выбирать, только зачем мне это надо?

— Тогда я — пас! — заявляю я решительно. — Драться за жениха не собираюсь. Заранее уступаю птенчику. Давай мне фартук — буду носить, кормить, мыть посуду, ухаживать, развлекать. Твоих гостей.

— Брось валять дурака! — сердито говорит Разиля. — И если ты сейчас же отсюда, из кухни, не выкатишься, я тебя больше знать не хочу! Поняла?

Вот теперь она обижается по-настоящему, и я понимаю и выкатываюсь снова в большую комнату, где Амир все в той же позе человека, который первый раз в жизни увидел магнитофон.

— Не играет? — спрашиваю я деловито, усаживаясь в кресло у журнального столика.