Светлая сторона апокалипсиса

Он точно знал, что скоро, совсем скоро Хозяин даст ему какое-то важное поручение и, как только он его выполнит — будет вместе с Хозяином навсегда.

И все будет хорошо.

Серое осеннее утро лениво переползало к полудню, когда одиннадцать солдат в черной форме бойцов отряда Верных Воинов сидели в кабачке «Зеленый кролик», примыкающем к базарной площади. Они стучали тяжелыми кружками, снова и снова требовали темного крепкого пива, а хозяин снова и снова наливал, подсчитывая в уме убытки и пряча кислую мину за любезной улыбкой.

— Нашим храбрым защитникам за счет заведения! Что вы, что вы, какие деньги, это честь для меня! Еще кружечку?

Попробовал бы он возразить.

Вообще-то за пьянство среди дня вполне можно схлопотать дисциплинарное взыскание. Сначала нашивки снимут, потом форму отберут, а там недалеко и до увольнения «с позором». Куда пойдешь, если за плечами служба в отряде? Обыватели и так волком смотрят. Мало нынче найдется таких семей в Сафате, у кого отец, муж, брат, сын или племянник не был уведен солдатами в черном.

Но сегодня можно расслабиться. С утра перед караулом начальник отряда зачитал имена одиннадцати солдат и сообщил торжественно, что на сегодня они освобождаются от несения службы, потом их долго вели куда-то длинными дворцовыми коридорами, пока они не оказались перед тяжелыми дубовыми дверями царских покоев. Пришлось довольно долго ждать, пока, наконец, молчаливый слуга не распахнул перед ними дверь, жестом приглашая войти.

И сейчас, сидя в кабаке, почти все они преисполнены сознания собственной силы и значимости, будто обведены незримым меловым кругом причастности к высшей власти. В самом деле, им ли бояться патрулей, если от самого царя они получили увольнительную до завтра!

А главное, получили особое задание. По возвращении каждый получит награду в пятьдесят золотых. И впереди маячат такие перспективы, что просто дух захватывает! Потому они так радостно гогочут, обсуждая густое пиво и груди хозяйской дочки. Мир принадлежит смелым!

И только самый старший из солдат (таких обычно называют «дядьками») сидел перед едва пригубленной кружкой, хмурил густые брови, сросшиеся у переносицы, и молчал, бессмысленно уставившись в закопченную от дыма кирпичную стену.

Орус Танвел совсем не радовался неожиданной царской милости. В голове у него намертво застряли немногие слова, которые он сумел разобрать в предсмертном послании Хранителя Знаний. «Убийство невинных»… Орус Танвел всю жизнь был солдатом, и убивать ему случалось неоднократно. Но одно дело — убить на войне, а совсем другое — зарезать мирных крестьян в горах. Они, конечно, очень странные, но живут тихо и никому не делают зла. Вот, оказывается, что имел в виду покойный Арат Суф, когда писал про убийство невинных!

И Орус Танвел устал быть соучастником.

Хуже всего, что даже посоветоваться не с кем. Грамотеев в Сафате осталось немного, а те, что есть, либо пишут доносы, либо читают их в дворцовой канцелярии. Друзей и родственников он растерял за долгие годы службы. Жены и детей не завел. Какая семья может быть у солдата! Разве что дешевые шлюхи из борделя. А что еще? Старые шрамы, что болят к плохой погоде, да воинская доблесть, будь она неладна. «Армия — вот ваша семья!» — так всегда говорили командиры, а он верил.

Дурак потому что.

Орус Танвел вдруг так резко и сильно ощутил свое одиночество, что ему захотелось то ли напиться до бесчувствия, то ли морду кому-нибудь набить.

— Эй, Орус, ты чего такой мрачный? Не трусь! Смотри лучше, какая курочка! Покажись, красотка, не бойся, мы бравые парни! Иди к нам, будет весело!

Дочка трактирщика, девочка лет четырнадцати, та, что подавала им жареную говядину, зарделась, как маков цвет, закрыла лицо руками, пытаясь спрятаться от нахальных, раздевающих взглядов.

А солдаты все гоготали, как стоялые Жеребцы, и шутки их становились все непристойнее:

— Курочка подросла, пора насадить на вертел!

— Иди сюда, у меня припасен добрый вертел для тебя, длинный и крепкий!

— И у меня, у меня тоже!

У девочки из глаз брызнули слезы, она опрометью бросилась к двери в кухню, но не тут-то было. Миг — и ее уже держат чужие, цепкие, жадные руки.

— Куда, красотка, хотела сбежать? От нас не сбежишь, мы хорошо ловим курочек!

Толстый трактирщик побледнел, руки нервно теребили фартук, но губы сами собой сложились в жалкую, вымученную улыбку, и видно было, что он не посмеет вступиться за дочь.

Орус Танвел смотрел прямо перед собой стеклянными глазами. «А ведь и у меня уже могла быть такая дочка», — мелькнула в голове глупая, непрошеная мысль. Нет ни дочки, ни сына и, наверное, уже не будет. Может, оно и к лучшему. Зачем вообще иметь детей? Чтобы дочь изнасиловали пьяные солдаты, а сына убили на войне? Или превратили в цепного пса, который сам будет убивать по приказу?

— Хватит!

Орус Танвел так шарахнул по столу пудовым кулаком, что пивные кружки подпрыгнули, жалобно звякнув. Он поднялся во весь свой немалый рост, едва не задев головой потолочную балку.