— Вы солдаты на службе, а не банда разбойников! Как старший над вами, приказываю немедленно отправляться в казарму.
Но расходившихся молодчиков не так просто было остановить.
— Эй, Орус, уж слишком ты строг!
— Мы в увольнении, а не на службе! Где же еще повеселиться солдату!
— Если ты слишком стар для этой курочки, это не повод портить людям праздник!
Орус Танвел подался вперед, как бык. Его лицо побагровело, на скулах заходили желваки, глаза заволокло пеленой, как во время памятного боя в бухте Асадат-Каш пять лет назад. Ярость, что так долго копилась в душе, наконец-то нашла выход. Невыполнение приказа, открытое неповиновение, оскорбление командира! Одной рукой он схватил за перевязь ближайшего к нему солдата, того, что веселился больше всех, и рывком поднял. Несколько секунд смотрел в перепуганное, мигом побледневшее под веснушками и прыщами мальчишеское лицо. Потом четко, размеренно, очень тихо произнес:
— Слушай меня и хорошенько запомни, щенок, потому что повторять я не буду. В увольнении или нет, но все вы солдаты, а я ваш командир. И если я сказал — ты подчиняешься, иного нет. Ты хорошо меня понял?
Парень торопливо закивал. Орус Танвел встряхнул его еще раз для острастки, потом отпустил и повернулся к остальным и рявкнул:
— А ну, марш отсюда!
Тьфу, погань, а не солдаты! Никакой дисциплины.
Виктор Волохов полюбил гулять по ночам. Темнота наполняла его силой, тело становилось легким и гибким, походка — упругой, каждое движение доставляло радость. Это днем он опять становился самим собой — туповатым неудачником, длинным, неуклюжим и нелепым, как коряга. Зато ночь… Ночь принадлежала ему.
Он начал вдруг сильно тяготиться работой в детском саду. Ну в самом деле, разве это занятие — сторожить детские горшки и поломанные игрушки! Раньше ему было все равно, а теперь, когда появился Хозяин, когда он узнал свое настоящее имя и настоящее призвание, только надежда на будущее позволяла ему, сцепив зубы, продолжать тянуть постылую лямку.
Правда, Хозяин сказал — это ненадолго.
Зато каждый свободный вечер был настоящим праздником. Готовиться Виктор начинал заранее. Днем он отсыпался, но, как только на город опускались сумерки, его душой и телом овладевало радостное возбуждение. Виктор не мог усидеть на месте ни секунды, не мог дождаться, пока совсем стемнеет.
Вот и сегодня он долго стоял перед большим зеркалом в прихожей, приглаживая непослушные вихры на макушке. Потом аккуратно, стараясь не помять, достал из целлофановой магазинной упаковки новую черную рубашку. Долгие годы ему было совершенно все равно, как одеваться, но теперь он почему-то полюбил черный цвет. Хотелось слиться с темнотой, раствориться в ней, стать частью ночи…
Распаковывая рубашку, отцепляя маленькие булавочки, Виктор случайно уколол палец. Сначала вскрикнул от боли, а потом залюбовался каплей крови на белой коже, поворачивая руку туда-сюда. В электрическом свете капля крови наливалась, становилась все больше и больше, блестела, как драгоценный камень…
Кажется, он называется рубин.
Кто бы мог подумать, что это так красиво!
Когда одиннадцать солдат в черном вышли за городские ворота, солнце еще не взошло. Сонный, отчаянно зевающий стражник отодвинул засов, с опаской поглядывая на них. Даже подорожную не проверил. Мало ли что взбредет в голову власть имущим! Вмешиваться — себе дороже выйдет.
Выйдя на дорогу, солдаты принялись возиться, толкаться и подшучивать друг над другом, будто расшалившиеся школьники на прогулке. Еще бы — впереди интересное приключение, им доверили такое важное дело, откуда рукой подать в герои! А дальше их ждут слава и богатство. К тому же утро выдалось на редкость ясным, солнечным, хотя и прохладным. Бывают такие дни в начале осени, когда серая хмарь и дожди вдруг отступают на краткое время и небо сияет пронзительной синевой.
Отличный день, чтобы совершить подвиг!
Только Орус Танвел угрюмо смотрел в землю. Все не заладилось с самого начала, а это дурной признак. Съестных припасов выдали только на три дня, а что может случиться в горах — бог весть. Вместо маленьких, крепких и коренастых, выносливых горских лошадок главный царский конюший предложил им только гнедых лошадей из Дарелата либо серых крестьянских осликов. Оказывается, горские лошадки не живут в стойлах, им нужен простор, а в тесноте они начинают болеть, отказываются от еды и вскоре умирают. Поэтому пришлось идти пешком, ведь рослые гнедые не пройдут по скалам, мигом поломают себе ноги, а солдат верхом на осле — это вообще не солдат.
Плечи оттягивал мешок из белой холстины с большой сургучной печатью, что выдали вчера из обширных царских кладовых. Только Орус Танвел знал что там, внутри, — кованый рогатый шлем, какой носят горцы-донанты. Приказано бросить его на самом видном месте, когда…
Когда все будет кончено.