Светлейший князь 2

Но возникающие текущие вопросы никуда не ушли и главным из них были приближающиеся роды Софьи Пантелеевой. По моим расчетам это событие должно произойти где-то в районе 20-го апреля, и где-то в этих же днях разрешиться и беременность жены Панкрата. Но течение её беременности последние дни вызывало у меня большое беспокойство, где-то с шестого месяца у нее начался токсикоз второй половины беременности и ребенок на осмотрах чаще всего оказывался в поперечном положении.

Наш медицинский коллектив насчитывал вместе с урянхайцами пятнадцать человек, для себя я решил, что это будут наши первые врачи и ежедневно или занимался с ними или писал, рисовал, чертил, создавая фундаментальный труд по медицине и биологии человека. Дальше всех продвинулись Машенька, Евдокия и Осип, причем если моя супруга специализировалась по акушерству и гинекологии, а у Осипа начал получаться чисто теоретический уклон, то Евдокия была универсальным сотрудником, везде, всегда и во всем. Причем такое распределение ролей им очень стало нравиться. Я правда возложил на жену еще общий контроль и проведение дополнительных занятий.

После очередного осмотра Рыжовой, я вернулся домой в глубокой задумчивости, Машеньки нездоровилось и она из госпиталя ушла раньше. Видя моё настроение, она против обыкновения, почему-то спросила меня, в чем дело.

— У нас скоро будет большая проблема с Рыжовой, — я не хотел беспокоить жену раньше времени, она тоже уже была на приличном сроке, но сейчас почему-то решил поделиться с ней своими опасениями.

— У неё опять поперечное положение? — супруга сразу же поняла в чем дело. Я кивнул, а Машенька продолжила. — И она не сможет сама родить?

— Не сможет, всё эти приемы поворота чушь, тем более я только слышал о них, — ответил я, каждое слово мне приходилось в буквальном смысле выдавливать из себя.

— А это не может быть связано с её переживаниями за отца? — отец Анфисы Рыжовой, Петр Евграфович Усольцев, бывший колываньский маркшейдер тяжело перенес приключение на Енисее и я распорядился положить его в госпиталь. Недаром говорят, в хорошей больнице и стены лечат. Госпитальная койка просто воскресила его, я с чистым сердцем два назад выписал его и Яков получил достойное пополнение.

— Нет, Машенька, это совершенно не причем и знаешь у меня складывается впечатление, что у Анфисы Рыжовой вот-вот начнется родовая деятельность?

— Так рано? — удивилась жена.

— Да не так уж и рано, тридцать четыре недели уже точно есть.

Машенька подошла и обняла меня, несколько минут мы сидели молча.

— А ты делал кесарево сечение? — я отрицательно покачал головой.

— Только однажды рядом со столом стоял, да в институте со стороны видел, — я улыбнулся и поцеловал жену. — Завтра с утра начнем готовиться к операции, тянуть нельзя. Само не решиться.

Утром я устроил экзамен жене, Евдокии и Осипу, результатом которого я остался очень доволен. Но появилось одно но, самочувствие моей супруги, после полутора часов занятий она опять почувствовала себя плохо и я отправил её отдыхать.

Вернувшись в госпиталь, я спросил у явно расстроенных своих докторов:

— Что думаем, господа, по этому поводу? Осип Андреевич, ваше слово первое.

Осип ответил сразу же, видно было, что он ожидал моего вопроса:

— Мы, Григорий Иванович, мы не можем больше рассчитывать на Марию Леонтьевну, по крайней мере за операционным столом и в непосредственной работе с больными. Максимум — работа с бумагами и обучение, — проще всего мне было общаться с Евдокией и Осипом, они все им преподносимое знание воспринимали как должное, я видел, что тех сомнений, что терзали Петра Сергеевича у них не было. Они как губка впитали привычную мне терминологию и манеру общения.

Другого от Осипа я и не ожидал, Евдокия на мой немой вопрос кивнула головой, соглашаясь с Осипом.

— Тогда мои дорогие, готовьтесь к операцию, думаю откладывать не придется. Осип, у меня к тебе еще вопрос есть, пойдем к тебе.

Осипу для работы мы оборудовали небольшое помещение, двум человекам там было уже тесновато, но в тесноте, да не в обиде. Работе Осипа это нисколечко не мешало.

— Рассказывай, есть успехи?

Осип достал из небольшого деревянного ящика-холодильника пробирку, закрытую резиновой пробкой. Осторожно откупорив, он поднес пробирку к моему лицо и дал мне понюхать. Я почувствовал легкий специфический запах пенициллина.

Осип научился получать из плесени грибок и размножать его. После фильтрации он получил мутную желто-коричневую жидкость. Для фильтрации он, как и французский аббат Ноле, использовал свиной мочевой пузырь. Я был «великим микробиологом» и знал четко три вещи: из чего можно получить пенициллин, после фильтрации получается нативный раствор или фильтрат культуральной жидкости, из этой жидкости и надо выделить нужный нам пенициллин.

— Я испытал эту жидкость, опытные среды остались прозрачными, не изменился ни цвет, ни запах, — Осип продемонстрировал мне лабораторные чашки своих экспериментов.

— И какой вывод ты делаешь?