Светлейший князь 2

— В этой жидкости содержится вещество, которое подавляет развитие вредоносных организмов. Вы их назвали бактериями. А это вещество антибиотиком.

— А ты? — спросил я. Осип задумался, потом улыбнулся:

— И я тоже.

Насколько я помнил в этом самом растворе антибиотика процентов пять, самое большое десять. Антибиотик, который условно получил Осип, скорее всего пенициллин. Именно им сильно пахнет этот самый раствор и именно из хлебной плесени можно его получить.

— Антибиотиков много, — я еще раз осторожно понюхал раствор, — но именно так пахнет пенициллин. Поэтому этот антибиотик мы так и будем называть, — Осип кивнул, соглашаясь.

— А как, Григорий Иванович, мы его применять будем?

— В этом-то и проблема. В желудке и кишечнике пенициллин быстро распадается и проку от него мало. Нагревать его сильно тоже нельзя, то есть кипячение отпадает. Да и содержание пенициллина в этой бурде, — я показал на пробирку с раствором, — маленькое. Тебе необходимо научиться выделять его в максимально чистом виде и добиться его стерильности. Вводить его надо будет в мышцу. Введешь не стерильным, получишь абсцесс.

Осип отлично понял все, что я ему сказал.

— Тебе помощники нужны?

— Нет, пока сам справляюсь. Нужны будут, попрошу, — я видел, что хочет Осип задать какой-то вопрос, но не решается.

— Давай, Осип Андреевич, не мучайся, расскажи что тебя мучает, — со смехом сказал я, надо же как-то его простимулировать. Осип смутился и вдруг покраснел, как красна девица.

— Ваша светлость, а как все это называть?

— Что это? — не понял я вопроса.

— Ну, процессы всякие, вещества, которые получаются? — я пожал плечами, хотя вопрос конечно резонный.

— Как хочешь, так и называй, ты же первооткрыватель всего этого.

Ко всем этим заботам, разрывающим на части мою голову, сегодня прибавилась еще одна маленькая безделюха. Я после возвращения с Енисея настолько погрузился в наши медицинские проблемы, что несколько дней совершенно не реагировал на то, как меня называют окружающие. Тем более что почти все свое время я проводил в госпитале. А сегодня утром несколько часов я провел на улице. И вдруг до меня доходит, что абсолютно все обратились ко мне или ваша светлость, или государь! Я потерял дар речи, когда до меня это дошло. За почти пять часов проведенных вне дома и стен госпиталя никто не обратился ко мне даже по имени отчеству!

На сон грядущий я решил обсудить эту тему со своей женой. Машенька меня внимательно выслушала и звонко рассмеялась.

— Государь мой, Григорий Иванович, вы настолько возвысились над нами смертными, что уже перестали замечать очевидное, — после чего поцеловала меня и неожиданно щелкнула меня по носу. — Гришинька, так люди тебя воспринимают. Цени это и никогда не возносись в небо, — Машенька еще раз поцеловала меня. — А нашим сотрудникам я обязательно скажу, что бы они в нашей среде к тебе обращались исключительно Григорий Иванович.

Я улыбнулся.

— Буду вам очень признателен, Мария Леонтьевна.

Ночью мне не спалось, из головы просто не выходила жена Панкрата, сумею ли я спасти её и ребенка, товарищ Нострадамус вечером однозначно дал знак: не надейся на авось и готовься, скоро. Не давало покоя постоянно плохое самочувствие Машеньки. Где Лонгин? Как там наши разведчики, ушедшие на север? Все может статься, может уже вздернули их на дыбе и из живых жилы рвут. Я не питал иллюзий, что благородное происхождение Казимира может кого-либо остановить.

Глава 18

Мартовские дни полубезделья благоприятно отразились на моем здоровье и за пару дней до намеченного мною времени «Ч», то есть первого апреля, я чувствовал себя великолепно и был полон сил. И вовремя, в середине дня тридцатого марта из Урянхая вернулся Лонгин.

Рассказ Лонгина оказался ниточкой, потянув за которую мы моментально размотали непонятный урянхайский клубочек. Буддистский монах, двоюродный брат Ольчея, раскрыл все карты перед Лонгином. Южным монастырем или хурээ, про который много говорилось, был Самагалтайский хурээ, построенный одним из зайсанов Оюннарского кожуна или хошуна. Этого зайсана звали Оюн Дажы, он был из местного княжеского рода. Он рассчитывал, что если карательная экспедиция будет неудачной, наместник в Улясутае вовремя все узнает и возможно сместит амбын-нойон. Если еще будет с нашей стороны и подношение амбын-нойону, то его сместят гарантировано, а новым нойоном Оюннарского хошуна и соответственно амбын-нойоном, станет он, Оюн Дажы, который будет с нами дружить.

— Я не знаю источник информации, но они уверены, что с нашей помощью им удастся в итоге избавиться от иноземного гнета, — закончил Лонгин.

— Пятьдесят моих гвардейцев могут помочь победить многотысячное войско? — усмехнулся Ерофей.

— Они, Ерофей Кузьмич, дальше глядят, — Лонгин покачал головой. — Русскую армию они высоко ценят и считают, что мы такие же воины. Мне не понятно, почему эти монахи меня так принимают и так откровенны со мной. Они рассказывают мне самые сокровенные планы.

— Я вот что-то не совсем понимаю, — вступил в разговор мой тесть, — то зайсан, то нойон, то какой-то угерд или как там его.