— У них там, в этом самом Урянхае сейчас черт ногу сломит, — я решил все сам объяснить. — Начнем с того с того, что Урянхай это пришло из Китая, так это край называют завоеватели. Сами себя они называют Тува, Тыва или Танну-Тыва. Что-то так. А вот всякие нойоны и зайсаны, тут просто темный дремучий лес. Китайские слова, монгольские, манчжурские, местные. Зайсан по-моему это местное. И сейчас, по сути, все их самые разные начальники — это зайсаны.
— Мы не какие-то там, что бы подражать узкоглазым, да и язык ломать не хочется. Давай, Григорий Иванович, поступим так. Местность ту будем называть Тувой, их самих тувинцами. Правителя называть амбын-нойоном. Делятся они на хошуны, правитель хошуна нойон, потом идут сумоны и зайсаны. А самые мелкие, арбаны и там сидят десятники, — предложил свою версию административного устройства Урянхая Леонтий.
— Ну ты, Леонтий Тимофеевич, даешь, — я деланно вытаращил глаза, как бы от изумления. Но неожиданно его поддержали Лонгин, молча кивнувший, мол соглашаюсь, и Ерофей, продолживший эту тему:
— А что, правильно Леонтий Тимофеевич говорит. Я поддерживаю. И монастыри надо называть хурээ, монастыри это у нас. Вот только как Мергена звать будем, десятник мелковато, у него этих самых арбанов сейчас по сути три. Зайсаном, Ольчей может обидеться, — Ерофей вопросительно посмотрел на меня.
— Пока просто Мергеном, а там видно будет. С Ольчеем сначала надо поговорить. Ты, товарищ капитан, скажи как обстоят дела с подготовкой войска? — я за время своего «отпуска» во многие тонкости не вникал.
Ерофей достал из своей сумки карту, Степан сделал несколько копий с моей карты, пачку исписанных листов и разложил все это на столе.
— Диспозиция такова. На Северах два десятка, командует там всем лейтенант Шишкин. В Мирском остроге и в станице десяток сержанта Пули. В Усть Усе сержант Леонов, с ним пять гвардейцев, пять охотников и десяток мужиков. Большинство из староверцев. На заводе еще пять гвардейцев, но они сейчас больше как заводские, — я внимательно следил за карандашом Ерофея, вникая в его записи и обьяснения.
Ерофей сделал паузу, заглянул в свои записи и продолжил:
— На заводе всем заправляет Петр Сергеевич, поэтому эти молодцы подчиняют ему. В Усинске еще десяток, — Ерофей еще раз посмотрел свои записи. — Теперь о резервах. Константина Москвина и Серафима Стрельцова я назначил сержантами в новые десятки. Гвардейцы там в основном староверцы. Они, как и все свободные от службы гвардейцы через день тренируются стрелять из переделанных ружей.
— Где они это делают? — спросил я, иногда слышались далекие выстрелы. Машенька сразу успокоила меня, сказав, что это Ерофей тренирует своих.
— Мы сделали стрельбища Железногорске и в Мирской станице, — капитан показал на карте где. — Теперь самое интересное, Панкрат и Ванча набрали два десятка этих, — Ерофей слегка запнулся, — тувинцев. Сейчас Панкрат муштрует их, обучает русскому языку, строю и командам, сабельному бою. Казимира не хватает, очень уж он хорош с саблей. Но есть два вопроса с ними. Кто будет сержантами и будем ли мы вооружать их ружьями?
— С сержантами сам решай, да и с ружьями тоже. Но мое мнение — луки и стрелы нас не выручат. А как у Ванчи с арбалетами? — я как-то совсем забыл про эту гениальную идею.
— Говорит скоро два будут готовы. Погоды они нам не сделают, — довольный моим ответом, Ерофей убирал свои записи и не сразу ответил на вопрос. — Подспорьем они будут хорошим, особенно в лесу, бесшумно и метко.
Наше совещание прервала Евдокия:
— Ваша светлость Григорий Иванович, — я, даже видя встревоженность Евдокии, не смог удержаться от улыбки. Машенька явно провела беседу. — Вы мне велели посмотреть Анфису…
Я прервал Евдокию:
— Хочешь сказать, мне надо идти смотреть?
— Да, Григорий Иванович.
Моя помощница еще раз продемонстрировала свое медицинское мастерство. Анфиса Рыжова пожаловалась на боли в животе, на белье была мазня, ребенок во чреве занял строго поперечное положение и затих. Сердцебиения плода правда были нормальные.
— Анфиса, когда он последний раз шевелился?
— Ой, барин, — под рукой я почувствовал сокращение матки. — Утром наверное еще кувыркался, а к обеду затих, а потом живот болеть стал.
— Вот так как сейчас?
— Да. Раньше такого не было. Просто на низ тянуло, постоянно облегчится хотелось.
— Ты, радость моя, рожать собралась, — Анфиса заплакала я погладил её по голове, вытер слезы. — Не плачь, все будет хорошо.
— Да как же не плакать, барин. Рано еще. Да и дитё поперек лежит, я же не дура. Не сможет он сам родиться, — Анфиса зарыдала в голос.
— Всё хватит мне здесь бабские истерики закатывать. Панкрат говорил, что ты ух, — я сжал кулаки, показывая какая она ух, — а ты вот какую истерику закатила.
Анфиса резко успокоилась, вытерла слезы.
— А что делать, ваша светлость?
— Вот это другое дело, так мне больше нравится. Рожать тебя будем, раз сама не можешь.
— Это как же? — недоверчиво спросила Анфиса.
— Живот тебе разрежем, достанем ребеночка и обратно зашьем.
— А разве так можно? — искренне удивилась Анфиса.
— Можно, только ты должна будешь помочь.