Светлейший князь Потёмкин-Таврический

Внешний блеск путешествия, маневры войск и флота, дворцы, сады… – все это не мешало современникам относиться скептически к административной деятельности Потёмкина. В письмах императора Иосифа II к Ласи встречаются более или менее едкие замечания об упадке городов в Крыму, особенно же о печальном состоянии Кафы, куда путешественники поехали из Карасубазара, о неудовольствии татар, готовых отложиться от России, о многих случаях выселения из Крыма в другие места, об отчаянном положении иностранцев, поселившихся в последнее время в южной России, и о разных крупных промахах Потёмкина как администратора. Но при всем том нельзя было не удивляться тому, что Потёмкин в короткое время успел сделать на юге. Принц де Линь, отчасти даже и Сегюр восхищались тем, что было создано им[327]. Из бесед Иосифа II с Сегюром видно, однако, что они не ожидали особенно прочных результатов от административной деятельности Потёмкина. Иосиф, например, говорил: «Я вижу во всем этом гораздо более эффекта, нежели внутренней цены. Князь Потёмкин деятелен, но он гораздо лучше умеет начинать, нежели довершать. Впрочем, так как здесь никаким образом не щадят ни денег, ни людей, то все может казаться нетрудным. Мы в Германии и во Франции не смели бы предпринимать того, что здесь делается. Владелец рабов приказывает; рабы работают; им вовсе не платят или платят мало; их кормят плохо; они не жалуются, и я знаю, что в продолжение трех лет в этих вновь приобретенных губерниях вследствие утомления и вредного климата болотистых мест умерло около 50 000 человек; никто не жаловался, никто даже и не говорил об этом». В другой раз Иосиф заметил: «Вы видите, что здесь ни во что не ставят жизнь и труды человеческие; здесь строятся дороги, гавани, крепости, дворцы в болотах; разводятся леса в пустынях без платы рабочим, которые, не жалуясь, лишены всего, не имеют постели, часто страдают от голода». Сегюр отвечал: «Все здесь начинается, ничто не оканчивается. Князь Потёмкин часто оставлял то, что только что было начато; ни один проект не составляется солидно; ни один не исполняется до конца. В Екатеринославе мы видели начало города, который не будет обитаем, начало церкви, в которой никогда не будет службы; место, избранное для Екатеринослава, безводное; Херсон окружен опасною болотистою атмосферою. В последние годы степи опустели хуже прежнего. Крым лишился двух третей своего прежнего населения. Город Кафа разорен и никогда не поднимется более. Один Севастополь – действительно великолепное место, но еще пройдет много времени, пока там будет порядочный город. Старались украсить все временно для императрицы. После отъезда ее все чудеса исчезнут[328]. Я знаю князя Потёмкина; его пьеса сыграна, занавес упал; князь займется теперь задачами или в Польше, или в Турции. Настоящая администрация, требующая постоянства, не согласуется с его характером». Иосиф кончил беседу, назвав все путешествие «галлюцинацией»[329].

Как бы то ни было, путешествием императрицы Потёмкин удивил современников, как видно, между прочим, из письма Гарновского к Попову в июле 1787 года: «Я сомневаюсь, чтобы кто более превозносил хвалами поход ее императорского величества в Тавриду, как Евграф Александрович Чертков. Сие преимущество отдаю я потому, что он льстить не умеет. Он, между прочим, рассказывал почти тако: «Я был с его светлостью в Тавриде, в Херсоне и в Кременчуге месяца за два до приезда туда ее величества. Нигде там ничего не видно было отменного; словом, я сожалел, что его светлость позвал туда ее императорское величество по-пустому. Приехав с государынею, Бог знает, что там за чудеса явилися. Чорт знает, откуда взялись строения, войска, людство, татарва, одетая прекрасно, казаки, корабли… Ну-ну, Бог знает что… Какое изобилие в яствах, в напитках, словом, во всем – ну, знаешь, так, что придумать нельзя, чтоб пересказать порядочно. Я тогда ходил как во сне, право, как сонный. Сам себе ни в чем не верил, щупал себя: я ли? где я? не мечту ли или не привидение ли вижу? Н-у! надобно правду сказать: ему – ему только одному можно такие дела делать, и когда он успел все это сделать? Кажется, не видно было, чтоб он в Киеве занимался слишком делами… ну, подлинно удивил! Не духи ли какие-нибудь ему прислуживают?»[330]