Светлейший князь Потёмкин-Таврический

Нельзя удивляться после этого тому, что Сегюр, когда наконец дело дошло до войны, считал князя Потёмкина главным виновником разрыва. Потёмкин на возвратном пути в Петербург расстался с путешественниками и отправился на юг, как бы для принятия мер на случай войны[347]. Значительное количество войск находилось уже около турецких границ. Понятно, что Потёмкин и Булгаков, рассчитывая на это обстоятельство, могли увлечься и чрезмерными требованиями заставить Порту объявить войну. В Херсоне во время путешествия находился Булгаков; туда же приехал из Константинополя австрийский дипломат Герберт; современники придавали большое значение переговорам, происходившим в Херсоне, но весьма лишь немногие лица могли иметь сведения о том, что было решено в этом месте. Недаром Сегюр жаловался, что в России все происходило в глубокой тайне, и разве только Екатерина, Безбородко и Потёмкин знали положение дел. В то время как Безбородко уверял графа Сегюра в том, что Россия желает сохранить мир, Булгаков грозил туркам вторжением в пределы Турции 60 000 войска под начальством князя Потёмкина.

При всем том нельзя утверждать, чтобы Потёмкин, воспользовавшись путешествием императрицы, старался во что бы то ни стало внушить ей желание тотчас же начать войну. И сама Екатерина не желала своим появлением на берегах Черного мори подать повод к разрыву с Портою. Тем не менее именно это путешествие Екатерины и образ действий Потёмкина в это время содействовали объявлению турками войны. Этот кризис мог сделаться роковым для князя.

Потёмкин преобразовал войско, строил военные корабли, арсеналы, верфи, магазины, гавани. Екатерина была весьма довольна тем, что успела осмотреть во время своего пребывания в наместничестве князя. Теперь Потёмкин должен был доказать на деле, что его деятельность не была тщетною, что все слухи о ничтожности результатов его администрации были лишены основания.

К лицам, скептически относящимся к деятельности Потёмкина, как мы видели выше, принадлежал император Иосиф II. В его письмах к фельдмаршалу Ласи встречаются весьма подробные указания на вооруженные силы России. Он был крайне недоволен и постоянно повторял, что внешнему блеску армии и флота не соответствовала внутренняя прочность и сила. Войско было одето в новые и весьма изящные мундиры, но у конницы, например, сабли были негодны. Одежду солдат Иосиф находил не соответствующею условиям климата, отчего они заболевали часто лихорадкою. Больных было вообще весьма много, а лазаретная часть страдала от многих недостатков. При страшной дороговизне на юге офицеры нуждались в существенном и иногда терпели голод, а солдаты часто ходили без рубах. Лошади, не находившие достаточного корма, походили на тощих кляч. Комплект полков был далеко не полный. Всего войска в наместничестве Потёмкина считалось на бумаге 100 000 человек; на деле же, как полагал Иосиф, было не более 40 000, из которых многие хворали, а другие были заняты разными работами при постройках. Так, например, во время путешествия императрицы не успели собрать надлежащее число лошадей для движения галер по Днепру; несколько сотен солдат с утра до вечера, находясь в воде, тянули эти галеры, что сильно поразило Иосифа. Состояние крепостей также казалось Иосифу весьма неудовлетворительным. Он находил, что стены Херсонской крепости были сделаны из песка, готового каждую минуту рассыпаться. «К приезду Екатерины, – писал Иосиф, – хотели стрелять из пушек, находившихся на крепостном валу, но опасались, что от грома их может обрушиться вал. При постройке были сделаны, по мнению императора, большие ошибки. У Кинбурнской крепости он также находил профили слишком низкими. Числу пушек не соответствовало количество снарядов. Опыты над бомбами и брандскугелями, сделанные в присутствии императора, не удавались». О военных кораблях Иосиф писал, что материал, из которого они построены, никуда не годился. Матросы ему казались неопытными: это были обыкновенные рекруты, переименованные в матросов; они должны были лазить по мачтам и такелажу, часто падали, ломали себе руки и ноги… Далее Иосиф находил, что калмыки стреляли довольно плохо. Ему казалось странным, что гренадерские полки были созданы лишь для того, чтобы раздать новые офицерские места людям, которым Потёмкин хотел оказать милость[348].