В это время начались военные действия на берегах Черного моря, преимущественно у Кинбурна, но Потёмкин в них не участвовал. Екатеринославская армия была еще довольно далеко от берегов Черного моря, где находился Суворов с отрядом войск. Кинбурн был недостаточно укреплен, и Потёмкин, как видно из его переписки с Екатериною, считал положение крепости весьма опасным; он падал духом и не верил в возможность отстоять Кинбурнскую крепость. Екатерине приходилось утешать его. 23 сентября она писала ему: «Ради Бога, ради меня, береги свое драгоценное для меня здоровье; я все это время была ни жива ни мертва от того, что не имела известия. Молю Бога, чтоб вам удалось спасти Кинбурн». 24 сентября она писала: «Я с немалым удовольствием вижу, что ты моим письмам даешь настоящую их цену; они суть и будут искренно дружеские, а не иные. Беспокоит меня твое здоровье: я знаю, как ты заботлив, как ты ревностен, рвяся изо всей силы; для самого Бога, для меня имей о себе более прежнего попечение; ничего меня не страшит оприч твоей болезни. В настоящее время, мой милый друг, ты не просто частный человек, который живет и все делает как ему угодно; вы принадлежите государству и мне; ты должен, приказываю тебе, беречь свое здоровье; я должна сделать это, ибо благо, защита и слава империи поручены твоим заботам, и нужно быть здоровым и телом и душою, чтобы исполнить дело, которое ты имеешь на руках; после этого материнского увещания, которое прошу принять с покорностью и послушанием, буду продолжать… Дай Боже не потерять Кинбурна, ибо всякая потеря неприятна; но положим так, то для того не унывать, а стараться как ни на есть отомстить и брать реванш; империя останется империею и без Кинбурна; то ли мы брали и потеряли? Всего лучше, что Бог вливает бодрость в наших солдат; тамо, да и здесь, не уныли, а публика лжет в свою пользу, и города берет и морские бои и баталии складывает, и Царьград бомбардирует Войновичем; я слышу все сие с молчанием и у себе на уме думаю: был бы мой князь здоров, то все будет благополучно и поправлено, естьли бы где и вырвалось что неприятное. Усердие А.B. Суворова, которое ты так живо описываешь, меня весьма обрадовало; ты знаешь, что ничем так на меня не можно угодить, как отдавая справедливость трудам, рвению и способности». Затем Екатерина, сообщив разные подробности о делах в военной администрации, об образе действий различных европейских держав и т. п., продолжает: «Молю Бога, чтоб тебе дал силы и здоровье и унял ипохондрию. Как ты все сам делаешь, то и тебе покою нет; для чего не берешь к себе генерала, который бы имел мелкой детайль; скажи, кто тебе надобен: я пришлю; на то даются фельдмаршалу генералы полные, чтоб один из них занялся мелочию, а главнокомандующий тем не замучен был. Что не проронишь, в том я уверена: но во всяком случае не унывай и береги свои силы; Бог тебе поможет и не оставит, а царь тебе друг и подкрепитель; и ведомо, как ты пишешь и по твоим словам, проклятое оборонительное состояние, и я его не люблю; старайся его скорее оборотить в наступательное, тогда тебе да и всем легче будет, и больных будет меньше, и не все на одном месте будут. Написав ко мне семь страниц да и много иного, дивишься, что ослабел! Когда увидишь, что отъехать тебе можно будет, то приезжай к нам; я очень рада буду тебя видеть всегда»[360]
.