Вышло иначе. Эскадре было велено идти к Варне и запереть или истребить стоявшую там турецкую эскадру. На пути русские корабли были застигнуты страшной бурей, продолжавшеюся несколько дней. Они потерпели сильное повреждение. Это новое несчастие окончательно отняло дух у Потёмкина. Любимое его создание, севастопольский флот, был разбит бурею; сын счастья пришел в совершенное отчаяние. «Матушка государыня, – писал он 24 сентября, – я стал несчастлив; при всех мерах возможных, мною предприемлемых, все идет навыворот. Флот севастопольский разбит бурею; остаток его в Севастополе, все малые и ненадежные суда и лучше сказать не употребительные; корабли и большие фрегаты пропали. Бог бьет, а не турки. Я при моей болезни поражен до крайности; нет ни ума, ни духу. Я просил о поручении начальства другому. Верьте, что я себя чувствую (sic); не дайте чрез сие терпеть делам. Ей, я почти мертв, я все милости и имение, которое получил от щедрот ваших, повергаю к стопам вашим и хочу в уединении и неизвестности кончить жизнь, которая, думаю, и не продлится. Теперь пишу к графу Петру Александровичу (Румянцеву), чтоб он вступил в начальство, но, не имея от вас повеления, не чаю, чтобы он принял, и так, Бог весть, что будет. Я все с себя слагаю и остаюсь простым человеком; но что я был вам предан, тому свидетель Бог». В отчаянии Потёмкин ко всему этому еще прибавил свое соображение, что надобно вывести войска из Крыма[367]
. В другом письме он снова говорит о потере флота, о своем отчаянии: «Правда, матушка, что рана сия глубоко вошла в мое сердце. Сколько я преодолевал препятствий и труда понес в построении флота, который бы через год предписывал законы Царюгороду! Преждевременное открытие войны принудило меня предприять атаковать раздельный флот турецкий с чем можно было; но Бог не благословил. Вы не можете представить, сколь сей печальный случай меня почти поразил до отчаяния»[368]. Как видно, Потёмкин был страшно расстроен и потрясен. Недаром считался он главным виновником войны; на нем лежала теперь вся ответственность; он не рассчитывал на успех, упал духом и серьезно помышлял о выходе в отставку. В публике ожидали осады Бендер и Очакова, экспедиции против Константинополя, а между тем главнокомандующий, одержимый ипохондрией, думал даже об уступке Крымского полуострова туркам! После блистательного путешествия Екатерины, после того как князь старался убедить всех в том, что его административная деятельность была в высшей степени успешна и полезна для края, что меры, принятые им на случай войны, были вполне целесообразны и достаточны, можно было удивляться, что он ограничивался лишь обороною границ, не предпринимал ничего решительного и предавался бездействию в Елисаветграде.