– Ладно, скажу за всех нас, – резко сказал Минт. – Со стороны его появление меньше всего похоже на помощь. Про культистов мы знаем еще меньше, чем про Печать, но одно то, что они лезут в дела другого царства, уже подозрительно. Чем меньше людей знает, что в земле Линдозера заточена несметная Рать чуди, тем больше спокойных лет будет в Светлолесье. Мы не станем ему помогать, Лесёна, и ничего ему не скажем про то, что узнали. Для блага всех нас.
Дан кивнул.
Казалось, колдунья успокоилась, дрожь в ее руках унялась, она дышала глубоко и ровно. Альдан присматривался к ней со странным чувством, никогда ему еще не хотелось сказать ей что-нибудь нежное и никогда еще он не хотел, чтобы она была далека от него, как сейчас.
– Вы правы, – сказала Лесёна и чуть улыбнулась. – Давайте подумаем, как увезти Ольшу.
Минт заметно выдохнул.
– Другой разговор. – Парень вытащил из-за пазухи карту. – Я сделал несколько пометок.
И они склонились над картой Линдозера, которую составил Минт. Альдан внес несколько уточнений, и вскоре они обсуждали план. Травник то и дело ловил отсутствующий взгляд Лесёны, но отвлекаться было некогда: нужно было обсудить все до мелочей, потому что бегство планировалось на завтра.
Вскоре появилась Мафза. Оказалось, что из погреба в корчму есть ходы, и один из них скрывался за неприметной дверью. Мафза принесла еще дымящееся блины, свежее варенье из смородины, лесные орехи и отвар иван-чая. На какое-то время погреб наполнился добрым духом, и стало немного лучше.
Когда все закончили с едой, настало время посвятить корчмарку в детали плана.
– Уехать? Завтра? – Мафза побледнела. – Но как? Куда мы денемся? У нас тут хозяйство…
Лесёна, по всей видимости уже подточившая решимость корчмарки остаться в Линдозере во чтобы то ни стало, воскликнула:
– Вы все еще верите, что здесь вас ждет спокойная жизнь? А что, если завтра сюда ворвутся жрецы? Езжайте к нам в Обитель. Укройтесь там. Поручите кому-нибудь из родственников продать вашу корчму. Ехать надо немедленно.
Мафза съежилась.
– Я боюсь, – пробормотала она, пряча руки в складках одежды. – Город нас не отпустит…
– Куда он денется, – сказал Минт со вздохом. – Здесь уже столько нечисти собралось, что ваше отсутствие могут и не заметить!
В погребе стоял запах сырой земли и, несмотря на примеси сушеных трав, мне мерещился могильный. Передо мной паук-тенетник сплел крепкую паутину от полок с соленьями до лавки и теперь замер на ней в ожидании добычи. Я смахнула его в сторону.
Дан и Минт вполголоса обсуждали детали и, словно я была больна чем-то заразным, избегали смотреть мне в глаза.
Альдан нахмурился, прочертил линию на карте, и даже в том, с какой силой его палец давил на бересту, улавливалась готовность. Его непримиримая, упрямая отвага. Внешне план не имел изъянов, но я отчего-то чувствовала себя опустошенной и не понимала, что именно утаил от меня Альдан.
Что-то мешает Драургу добраться до Печати. Древнее колдовство крови, которым она окружена. Мощи Мечислава? Когда я расскажу об этом Инирике и другим колдунам из Обители, трудно предсказать, как они себя поведут, но я постараюсь вернуться как можно быстрее назад, одна или с подмогой. Альдан не останется здесь в одиночестве с предложением лесной госпожи!
Где-то внутри я продолжала надеяться на то, что Дарен станет тем, кто скрепит все вокруг – и мои воспоминания, и колдовство – и даже малодушно надеялась, что разберется с чудью и Вороном. Ведь он сильней. Полуденный царь – тот, кто может все изменить! Должно быть, мое невольное преклонение перед его силой разозлило Альдана. Быть может, он увидел в этом сомнение в своей собственной.
Если бы я знала, как отговорить упрямого травника.
От безрассудства. От опрометчивости.
Но как сделать то, чего не знаешь сам?
Я смотрела на его прекрасное серьезное лицо и понимала, что исполню все, о чем он меня попросит. Даже если это все – уехать от него. Оставить Дарена.
Почувствовав мой взгляд, Дан поднял на меня взгляд, снова нахмурился, как будто прочтя мои мысли и возмутившись.
Он не попросит меня, я знаю.
Я должна сделать это сама.
Решение отозвалось внутри тупой болью, и я прикрыла глаза.
Доводы разума тоже были ясны – Минт прав. Дарен, кем бы он ни был, лишнее звено в нашем плане. Его мотивы не ясны и слишком тесно переплетены с интересами заморских культистов.
Во всей этой кутерьме резко выделялось бледное лицо Ольши: после болезни, с запавшими скулами, оно походило на обтянутый желтоватой кожей череп. Мафза сидела рядом с ней на лавке и водила гребнем по волосам, напевая какую-то колыбельную. Я перестала слушать разговор мужчин, и постепенно мое внимание потянулось в сторону этой песни. Толстые и грубые пальцы ловко распутывали пряди, голова вещуньи ровно покоилась на подушке.