– Ты слишком хорошо обо мне думаешь. – В голосе Альдана была досада. – Все это время я хотел побороть зло Линдозерского леса лишь для того, чтобы самому избавиться от проклятия. Поэтому я сам хочу одолеть Драурга. Поэтому не подпущу Дарена к Печати!
– Проклятия?
На миг травник прикрыл глаза.
– То, что отличает меня от остальных.
Ветер холодил мои вспыхнувшие щеки.
– А вдруг и ты…
– Нет… Не то, что ты подумала. Я не колдун. Но этот лес что-то сделал со мной в детстве. Проклял.
– Что случилось?
Чудова Рать отравила не только землю.
– Это случилось в мое тринадцатое лето, – сказал Дан. – В Линдозеро приехали вакханы. Они пели. Танцевали. Играли. Вечером на площади собрался весь город. Даже княж. И я, разумеется, был там.
Он говорил резко, чеканя каждое слово. Казалось, чувства так давно жили в нем, что срослись с душой, отяжелели, и теперь, будучи извлеченными, сотрясали и того, кто говорит, и того, кто слушает.
– Представление было дивным и так понравилось княжу, что он расщедрился. Очень. Вечер перерос в разгульную ночь, но когда все упились, я увидел в лесу пламя.
Альдан вновь немного помолчал. Тепло чужого тела согревало через тонкую рубашку из льна, но меня все равно пробил озноб. Хорошо, что на мне все еще был платок, подарок Дана.
– Все вокруг спали мертвецким сном, и я отправился туда один. Но чем дальше шел, тем больше понимал, что это не огонь, а мерцающий сквозь деревья свет. Я вышел к густо сплетенному терновнику. Он сиял желто-розовым, но когда я коснулся его, все померкло. Больше я ничего не помню.
– Что это было?
– Не знаю, Лесёна. Честно. Меня не было два дня. Но пропал не только я. Из города исчезло двое парней моего возраста. И караван. Когда снарядили погоню, было поздно: вакхан след простыл. Но через два дня я вернулся домой, а другие – нет. Так сказал княж. Далеко в лесу нашли разбойничий лагерь, но давно брошенный. И все. Жрецы сказали, что это был колдовской морок, что так людей утаскивают колдуны для своих обрядов.
Я слушала, затаив дыхание.
– Не помню, что было после того как померк свет. Но ощущение того зова до сих пор со мной. Иногда я чувствую, как поступить, и не могу этому сопротивляться. Я знаю, что это самое верное для меня! Но когда я рассказал о произошедшем со мной, никто не поверил. В Линдозере шептались, будто меня подменили, что в лесу пропал настоящий Дан, а вернулся чудов подменыш. Чутье не раз спасало меня, но для других это было жутко. Княж не позволил мне обучаться дальше, изгнал. Но крепость была моим домом! Я вырос там, при дружине княжа. Говорят, младенцем меня подкинули к воротам – не такая уж редкость для Линдозера, если честно. Но молва о подкидыше, дважды подмененном ребенке, пугает. И они правы. Я… увечный. Со мной правда что-то не так.
– Альдан, – я не выдержала и перебила его. – Что за чутье спасало тебя?
Травник перевел дыхание и ответил:
– На меня перестали действовать одурманивающие снадобья. Настойки, приворотные зелья. Я начал видеть то, чего не видят другие, – тени и духов. Поначалу я боялся, но со временем привык и научился их различать. Безликие тени, те, кто существует
– Альдан! – воскликнула я, опять не выдержав. – Ты все-таки колдун?
– А разве похоже? – в тон мне ответил он.
Я всмотрелась в его лицо, но по-прежнему самым сильным колдовством был блик на дне светлых глаз.
– Не чувствую, – призналась я.
– Зато чувствую я, – отозвался Альдан. – И это проклятье. Все это происходит помимо моей воли и никак от нее не зависит.
Я пыталась скрыть свое замешательство, что было не так-то просто. Эта история открыла мне новую, неизвестную раньше грань травника, и через нее совсем иначе смотрелись его нелюдимость и полное пренебрежение к линдозерским суевериям.
Но Альдан явно старался избегать моего взгляда.
– Здесь, в Линдозере, я осознал, что несчастья преследуют меня с тех пор, как я начал видеть
Говоря это, травник шел и неотрывно рассматривал звездное небо.
– На всем нашем мире с тех пор, как сюда проник Ворон, лежит проклятье, – когда я сказала это, Альдан посмотрел на меня и уже не смог отвести взгляд.
– Вот почему он должен умереть, – тихо сказал он. – И вот почему я не позволю кому-то мне помешать. Тебе перестало мерещиться мое белое оперение, Лесёна?
Последние слова были сказаны с усмешкой, но я сумела разглядеть за ней беспокойство.
– Но ты и не проклят, Альдан. Если столько людей живы благодаря тебе, это скорее дар.
– Что ж, – произнес он. – Что бы это ни было, надеюсь, оно и сегодня сослужит нам хорошую службу.