Светлые аллеи (сборник)

Был у нас в цеху один наставник. Наш старшой — дядя Гоша. Фронтовик с боевыми орденами. И мы — относительная молодёжь кочегарили под его началом. Дядя Гоша представлял из себя жердевидного жилистого мужчину с кранообразным носом, похожего на Григория Мелехова в старости. Полуседой бобрик, косматые брови и ноздри. Пьяным я его никогда не видел, слегка выпивши он был всегда. А это большая разница. С нами он, держа дистанцию, не употреблял, а с кем непонятно. Человек это был по-фронтовому нервный, любил обличать. Стоило дяде Гоше дня три не попить и он начинал дудеть в свою дуду. Что мы все, дескать, вокруг него алкоголики и он единственный здесь правильный и хороший человек. Как нас только земля носит! «У-у, троцкисты!» — говорил он нам и осуждающе попеременно шевелил бровями. Пьяниц в этот период дядя Гоша люто ненавидел.

Единственное, что искупало его ненависть— это то, что более более трёх дней его трезвый период не длился, как дядя Гоша не старался, и его мания величия бесследно проходила.

Работали мы, работали, а в 12 часов наконец наступал обед. Единственное время, когда мне на работе нравилось. Каждый доставал свой тормозок и всё складывалось в общий котёл. По цеху плыл впечатляющий запах. Дядя Гоша начинал дёргать носом.

— Пойдёмте кушать, — говорили мы ему.

Но он отнекивался и с лживым смирением говорил:

— Спасибо, ребята. Вы — молодёжь, а я уж как-нибудь по стариковски… Один. В уголке. Чтобы вам не мешать.

И он действительно со своей жратвой садился где-нибудь в уголке, подальше от нас и мрачно кушал, пережёвывая пищу железными мостами. Я за ним краем глаза наблюдал. Ритуал был одинаков. Дядя Гоша доставал из сумки свой неизменный термос, пил из крышки чай и потом степенно брался за ложку. Однажды мне это показалось странным. Нормальные люди сначала едят, а только после чаёвничают. Смутная догадка зашевелилась в моей голове. И в ближайшую смену я её проверил. Когда дядя Гоша ушёл списывать мазутные цистерны на четвертый пост, я заглянул в его сумку. Открыл термос и понюхал. Что и говорить, я учуял родной запах — вместо чая там была водка! Граммов 500. «Ах ты, старый хрен, — подумал я — мы, значит, алкаши, а сам-то ты кто?». Мне вообще не нравилось, когда пьют без меня. И я решил подшутить. Не скажу, что это была удачная шутка, но тем не менее шутка. Я аккуратно слил водку в другую посудину, а в термос налил из водопроводного крана простой воды. И всё поставил на место.

Наступил обед. Мы навострив ложки, стали кушать. Дядя Гоша как всегда сел на отшибе. Я, предвкушая потеху, фиксировал его действия. Вот дядя Гоша налил себе в крышку, выпил и привычно потянулся за хлебом. Но рука его застыла в воздухе. На лице появилась гримаса брезгливого изумления. Он задумчиво пожевал своими лошадиными губами, заглянул носом в термос, налил ещё. Отхлебнул, а потом выплюнул на пол, как будто хватнул цикуты. Выплеснул из крышки и долго сидел, тупо глядя перед собой в пространство. К еде дядя Гоша так и не притронулся и всё нервно сложил обратно. В глазах его стояла немая, как Герасим, боль.

Чтобы не расколоться, я ушел в раздевалку и там катался по полу и дико хохотал, восхищенный собой и своим остроумием.

Гонял дядя Гоша нас в тот день как никогда. Придирался и обличал, называя тупицами и шайкой выродков и дармоедов. Из-за пустяка полаялся с начальником цеха, довёл до лживых слёз уборщицу… Одним словом, сошёл с резьбы. Лишь один я знал, какая муха его укусила. И в какой-то момент испугался. Как бы чего не вышло. Я не ожидал, что он так тяжело перенесёт отсутствие любимого напитка. И вечером, воспользовавшись его отлучкой, я от греха подальше снова вернул водку на прежнее место, т. е. в термос. И даже ни капельки не выпил, хотя хотелось здорово.

На следующую смену дядя Гоша пришёл небритый и сутулый, с остановившимся взглядом запавших глаз. Одна его щека периодически дёргалась. Нос потерял свои энергичные очертания и висел пожёванной сарделькой. Был он в тот день тих, тактичен и как-то душевно надломлен. Даже называл нас сынками. В общем сам не свой. Как будто потерял в жизни самое дорогое.

Он часто, уединившись, курил и о чём-то размышлял. И видимо не о приятном. Перед обедом он отозвал меня в сторонку.

— Юра, поди сюда.

«Догадался!» — пронзила мне пятки мысль и я затрепетал.

А дядя Гоша достал из сумки термос и налил в крышку. Протянул мне.

— Выпей.

Я послушно выпил. Он тоскливо следил за моими глотательными движениями.

— Что это? — с какой-то надеждой тихо спросил он.

— Водка, — отдышавшись, уверенно классифицировал я и на всякий случай спрятал глаза.

— Водка, значит, — горько вздохнул дядя Гоша и обречённо добавил, — А я — всё…

И в этом «всё» чувствовалась такая безысходность, что мне стало не по себе.

— Что всё?

— Не отличаю, — сказал он и вдруг его небритый подбородок задрожал, а щека дёрнулась сильнее обычного.

Я изобразил недоумение.

— Водку от воды не отличаю — с надрывом объяснил дядя Гоша и затравленно констатировал, — Допился…