Читаем Светлые аллеи (сборник) полностью

Работали у нас и ещё женщины, абсолютно нормальные сучки — напряжённая половая жизнь, пиво, шашлыки, покупка машин и квартир. Сгусток ума и воли. А Настя была одна, несмотря на свою уникальную жопу. Я чувствовал, что у неё какая-то проблема в интимной сфере, но дальше фригидности мои дедуктивные способности идти отказывались.

Потом произошла реорганизация фирмы и всех переводчиц и делопроизводителей перевели к нам, и я стал видеть Настю чаще. И вообще встал в тупик. Оцените следующее. Несмотря на работу в эротической передаче, она услышав какую-нибудь пошлость или двусмысленность, краснела, как маленькая девочка. И это в тридцать лет. Она вообще была единственным человеком в нашей фирме, который мог краснеть и не от водки. Но никто, кроме меня, это не ценил. Принципиально не ругалась матом. Тоже тревожный фактик. А ведь была когда-то замужем, но ничему не научилась.

Другие продвинутые по службе женщины нас работяг сторонились и в принципе считали вонюче-портяночным быдлом. Настя видела в нас равных и всегда шла на разговорный контакт, который мы мечтали сменить на половой. И вообще она была удивительно простая и коммуникабельная. И это не та простота, граничащая с дебильностью, как у многих, а какая-то другая. Человек очень закрытый, но простой.

Она никогда не тянула одеяло на себя, не жаловалась на тяготы человечьей жизни. И говорила о людях только хорошее. В ней было мало женского кокетства, но много женственности. Если суммировать, то она выглядела белой вороной. А белых ворон стараются уничтожить. Это особенность животных и, естественно, людей. Не специально, конечно, а на подсознательном уровне. Непохожий значит опасный. Значит «ату его!». Тем более в женском коллективе. А тут ещё сменили босса и прислали нового — человека с хемингуеевской внешностью и красивыми, но пустыми глазами. Он оказался идиотом и тяжёлым параноиком. Видимо сказалась хемингуеевская внешность.

Прессинг желающих пристроить в красивом теле свой член мужчин, новый босс и, главное, прищуренное отношение других женщин — всё это наслоилось и сказалось. И Настя уволилась. Видимо не могла уже терпеть. Как птичка устала жить в холодном пространстве с нехваткой кислорода и улетела в другие края. Я об этом узнал слишком поздно и даже не успел попрощаться.

А через полгода после её отъезда мы узнали, что она была инфицирована СПИДом. Вот и всё. И при чём здесь жопа?

В дверь позвонили

В дверь позвонили. Кратко так, дзинь и всё. Петрович спрятал колбасу в холодильник; хлеб, подумав, оставил и пошел открывать.

— Здоров! — сказал стоящий у порога Сысоев. Сказал как-то смущённо и заискивающе. В глазах неуверенность.

«Деньги пришёл занимать»-зажёгся в голове у Петровича сигнал тревоги.

— О, кого я вижу! — однако мужественно сказал он и посторонился, пропуская Сысоева на свои 52 приватизированных квадратных метра.

Пока Сысоев возился со шнурками, Петрович, глядя сверху на его голову с двумя макушками, пересиливая себя, сказал:

— Проходи, щас чайку попьём.

И ему внезапно захотелось ударить по этим двум макушкам чем-нибудь тяжёленьким и железным. Но он был воспитанным человеком.

Через минуту Сысоев сидел, сложа ручки, на кухне, молчал и улыбался, чтобы Петрович расслабился.

— Чего это у тебя здесь колбасой пахнет? — спросил вдруг он, принюхиваясь.

Петровича передёрнуло.

— Да это с улицы. Колбасный цех за углом — объяснил он и открыл форточку.

— А-а — сказал Сысоев. — Вкусно.

Петрович разлил по чашкам бледный и уже испитой чай.

«Даст, если чаем угощает. Главное не сразу, главное не спугнуть» — думал Сысоев.

Пили молча. За стеной громко учились на пианино.

— Хороший чай, — душевно сказал Сысоев — только заварки мало.

Он был плохим дипломатом.

— Откуда, Стёпа, заварка? Остатнее допиваем, — начал жаловаться на бедность Петрович и, честно глядя в глаза Сысоеву, подумал: «А вот хрен ты у меня, чего получишь».

Сысоев что-то почувствовал, да и слова про заварку его не обнадёжили, и он повёл разговор про разное. Минут десять болтали о том, о сём. И Петрович уже стал подумывать, что он ошибся в Сысоеве — тот просто так пришёл. Мой друг дружески зашёл меня проведать, а я уже бог весть чего подумал, успокаивал себя Петрович, прихлюпывая чай. Но тут Сысоев зачерпнул полную ложку варенья, потом ещё одну пополнее, и у Петровича понурилось внутри — за деньгами пришёл! — и он совершенно ник месту сказал:

— Вот, Стёпа, так и живём. С копейки на копейку.

Сысоев перестал рассказывать о том, какие лещи ловятся на Анисином озере, и он мстя зачерпнул ещё одну ложку. Аж на стол наляпал. «Сволочь, — думал Сысоев, сплёвывая косточки, — вчера деньги получил, а теперь с копейки на копейку».

А Петрович развивал:

— Ботинки вот на зиму нужны и фиг чего укупишь. Чрезвычайно стеснённо живём материально.

Сысоев хотел сказать: «А на какие шиши ты мягкий уголок купил, паскуда?» Но естественно не сказал.

— Вчерась вот бабки получил, долги раздал и осталось хрен да маненько. — распалялся Петрович. Говорил он так искренне, что ему даже стало жалко себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия