Читаем Светлые века. Путешествие в мир средневековой науки полностью

Парижская забастовка продлилась два года – пока Григорий IX не уступил требованиям магистров. Он взял университет под свою личную защиту, гарантировал ему право бастовать и в будущем, а также позволил не прекращать занятия во время летних каникул (которые были сокращены до одного месяца). Но вот что было важнее всего: несмотря на то что Григорий настаивал на запрещении книг по натурфилософии до тех пор, пока из них не будут вымараны все теологические ошибки, он пообещал, что продлевать запрет не станет. Скорее всего тогда же, в 1231 году, Сакробоско и написал свой «Трактат о сфере», где цитировал Аристотеля, не опасаясь последствий[201].

К середине века все эти перипетии забылись. В 1255 году факультет свободных искусств утвердил новый учебный план, включавший в себя все известные труды Аристотеля. Студенты с интересом читали их, часто вместе с пояснениями Мухаммада ибн Рушда (Аверроэса), философа, жившего в конце XII века в Испании. Но между постулатами натурфилософии и основными догмами богословия по-прежнему существовали удручающие противоречия. Однако парижские профессора без опаски обсуждали идеи Аристотеля и Аверроэса и делали смелые заявления о могуществе философии, навлекая тем самым на себя неприятности.

Факультет свободных искусств задумывался как школа первой ступени. Преподаватели работали там буквально пару лет, а потом переводились на высшие факультеты, например на богословский. Но со временем факультет искусств трансформировался в философский (в первую очередь под влиянием идей Аристотеля), и некоторые преподаватели были уже не против провести тут всю свою профессиональную жизнь. Они писали трактаты, пытаясь разрешить непростые проблемы, поставленные в сочинениях Аристотеля. Эти так называемые quaestiones («вопросы») повторяли структуру диспутов, которые первоначально велись на факультете богословия, а позже распространились и на другие факультеты, превратившись в обычный учебный прием. Первые такие тексты представляли собой отчеты о дискуссиях, следовавших установленному формату: аргумент, контраргумент и затем окончательное решение, вынесенное магистром. Теперь же магистры все чаще редактировали свои записи для публикаций. Это позволяло им излагать радикальные теории под предлогом изучения различных вариантов интерпретации заданных текстов с последующим разрешением противоречий между ними. Но это же вело к тому, что наука развивалась в узких рамках схоластической логики.

Теологи с сомнением наблюдали за происходящим. Они видели, как самые амбициозные магистры искусств выходили за рамки своих компетенций и углублялись в проблемы богословия, обсуждая, например, животрепещущий вопрос о возможности обрести универсальное знание – знание о вещах в целом, опираясь на ограниченный человеческий опыт познания конкретных вещей. Проблема может показаться надуманной философской абстракцией, но если ее игнорировать, как тогда обосновать научные теории, описывающие общие закономерности природных процессов? Как, например, вы можете утверждать что-то о деревьях в целом, если видели только ограниченное и, возможно, нерепрезентативное количество деревьев? В своем комментарии к аристотелевскому трактату «О душе» Аверроэс писал, что все человеческие существа, должно быть, наделены неким общим разумом – именно он позволяет нам апеллировать к универсальному знанию. Теория надличностного интеллекта влекла за собой те же сомнительные следствия в том, что касается отдельных человеческих душ, как и идея, что мир существует вечно.

Крупнейшие парижские богословы, включая доминиканца Фому Аквинского, резко критиковали эти «аверроистские» представления. В 1270 году в их спор вмешался епископ Парижа Этьен Тампье, осудивший 13 утверждений аверроистов и отлучивший от церкви всех, кто учил им студентов[202]. Если раньше Церковь запрещала книги целиком, то в этот раз клирики выступили с осуждением конкретных идей. Епископ не назвал имен магистров, которых обвинял в распространении еретических постулатов, но все и без того знали, кого он имел в виду. Самым скандально известным из так называемых аверроистов был магистр из Брабанта (территория современной Бельгии) по имени Сигер. В своих сочинениях Сигер действительно отстаивал постулаты о едином разуме и вечности мира, однако высказывался он очень осторожно. Сигер писал, что его цель – всего лишь разъяснить смысл учения ранних философов, и подчеркивал, что, если вера противоречит разуму, полагаться стоит на веру. В конце концов, вера дарована Богом, а разум опирается на ненадежные человеческие ощущения[203]. К тому же обсуждение ложных идей не считалось преступлением – еще не считалось. Ведь и сам Фома Аквинский, этот авторитетнейший богослов, провел годы за чтением трудов Аристотеля и Аверроэса, отделяя «египетское золото» от еретического шлака.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь замечательных устройств
Жизнь замечательных устройств

Как прославиться химику? Очень просто! В честь него могут быть названы открытая им реакция, новое вещество или даже реагент! Но если этого недостаточно, то у такого ученого есть и ещё один способ оставить память о себе: разработать посуду, прибор или другое устройство, которое будет называться его именем. Через годы название этой посуды сократится просто до фамилии ученого — в лаборатории мы редко говорим «холодильник Либиха», «насадка Вюрца». Чаще можно услышать что-то типа: «А кто вюрца немытого в раковине бросил?» или: «Опять у либиха кто-то лапку отломал». Героями этой книги стали устройства, созданные учеными в помощь своим исследованиям. Многие ли знают, кто такой Петри, чашку имени которого используют и химики, и микробиологи, а кто навскидку скажет, кто изобрёл такое устройство, как пипетка? Кого поминать добрым словом, когда мы закапываем себе в глаза капли?

Аркадий Искандерович Курамшин

История техники
Восстание машин отменяется! Мифы о роботизации
Восстание машин отменяется! Мифы о роботизации

Будущее уже наступило: роботов и новые технологии человек использует в воздухе, под водой и на земле. Люди изучают океанские впадины с помощью батискафов, переводят самолет в режим автопилота, используют дроны не только в обороне, но и обычной жизни. Мы уже не представляем мир без роботов.Но что останется от наших профессий – ученый, юрист, врач, солдат, водитель и дворник, – когда роботы научатся делать все это?Профессор Массачусетского технологического института Дэвид Минделл, посвятивший больше двадцати лет робототехнике и океанологии, с уверенностью заявляет, что автономность и искусственный интеллект не несут угрозы. В этой сложной системе связь между человеком и роботом слишком тесная. Жесткие границы, которые мы прочертили между людьми и роботами, между ручным и автоматизированным управлением, только мешают пониманию наших взаимоотношений с робототехникой.Вместе с автором читатель спустится на дно Тирренского моря, чтобы найти древние керамические сосуды, проделает путь к затонувшему «Титанику», побывает в кабине самолета и узнает, зачем пилоту индикатор на лобовом стекле; найдет ответ на вопрос, почему Нил Армстронг не использовал автоматическую систему для приземления на Луну.Книга будет интересна всем, кто увлечен самолетами, космическими кораблями, подводными лодками и роботами, влиянием технологий на наш мир.

Дэвид Минделл

История техники