Светлые века. Путешествие в мир средневековой науки

Может показаться странным, что клеймо прокаженного не поставило крест на карьере Ричарда. Действительно, в Средние века прокаженных часто изолировали от общества, боясь заразы, но к больным при этом относились с искренним состраданием. В конце концов, Христос не чурался прокаженных. Следуя его примеру, Сент-Олбанское аббатство содержало две богадельни: для мужчин и для женщин – в основном местных монахов и монашек, пораженных проказой (или другими заболеваниями с похожими симптомами). И хотя эту болезнь часто считали наказанием за грехи, бытовало и иное мнение: на нее смотрели как на прижизненное хождение по мукам, позволяющее самым истово верующим после смерти миновать чистилище и попасть прямиком на небеса. Как бы то ни было, никто не предлагал поместить в лепрозорий Уоллингфорда. «Таковы были святость его и ученость, – пишет хронист Томас Уолсингем, – что никто, ни гость, ни насельник, не сторонился ни стола его, ни компании»[296]. Употребленное Уолсингемом латинское слово scientia (ученость) может относиться к самым разным областям знания, но наибольшее восхищение окружающих, несомненно, вызывали математические таланты Уоллингфорда.

Джон Вествик вполне мог быть в курсе историй, которые ходили среди монахов, живших на полвека раньше. Уолсингем работал над своей хроникой в новом скриптории уже после того, как Вествик покинул аббатство, но материалы для своего труда он, скорее всего, собирал, сидя рядом с Вествиком в тесной старой комнате для письма. Вествик мог услышать, как Уоллингфорд продал запас принадлежавших монастырю ценных книг библиофилу епископу Ричарду де Бери, приобретя таким образом поддержку при дворе. Он мог узнать, как навестивший аббатство король Эдуард III высказал недовольство тем, что Уоллингфорд тратит кучу денег на постройку своих часов, в то время как стены клуатра осыпаются, и как Уоллингфорд находчиво ответил ему («с должным уважением», заверяет нас хронист), что с восстановлением стен монастыря справятся и аббаты, которые придут ему на смену, но никто из них не сможет завершить начатый им проект. Однако самое главное, Вествик был наслышан о научных трудах Ричарда, который снабдил комментариями Устав Святого Бенедикта, свел воедино бенедиктинские конституции епархии, «написал, составил, изучил и изобрел» множество книг и новых научных приборов. Вествик знал, как часто Ричард выражал благочестивое сожаление по поводу того, что научные изыскания отвлекали его от богословских, но от Джона вряд ли ускользнуло, что быстрым продвижением на пост аббата, так же как и своей известностью, Ричард был обязан именно своим научным достижениям. Портрет, помещенный на страницах аббатской хроники, изображает изуродованного проказой Ричарда, сына кузнеца, за работой: аббатская митра засунута под стол, а сам он гравирует инструмент, похожий на альбион. Листая страницы трактата об альбионе, Джон проникался искренней надеждой Ричарда, что «его создание может направить умы многих к возвышенному»[297].

Хронист с гордостью писал, что изобретения Ричарда «до него известны не были», но, как прекрасно знал Вествик, важнейшая цель, которую ставил перед собой создатель альбиона, – усовершенствовать свойства уже существующих инструментов и соединить их в одном. Об этом, в конце концов, говорило и название, которое он ему дал: аll by one – «все в одном». Улучшить инструменты, довести их до совершенства и сделать астрономические вычисления проще – такую задачу ставили перед собой средневековые мыслители, подобные Ричарду. Они хотели повысить вычислительную мощность своих изобретений, но этим их стремления не ограничивались: они мечтали создать наилучшую из возможных моделей Божьего творения. Если мир в принципе предсказуем и постижим, тогда совершенствовать инструменты, моделирующие его работу, значит идти стопами Бога. Конечно, Господь творил мировой механизм в одиночку, а изобретатели вроде Ричарда стояли на плечах гигантов (если прибегнуть к метафоре, придуманной в соборных школах XII века) и воздавали должное своим предшественникам[298].