Светлый путь в никуда

Таксисту потребовалось почти полтора часа, чтобы доехать до КПП «Лукойла». Катя показала удостоверение и спросила – где бывшая дача поэта-песенника Громыкина, которой владеет теперь Александр Шапиро?

Арнольд-Дачник…

Охранник сказал, что прямо, направо, налево, минуя улицы, дачу Орловой, и снова направо, налево, к самому лесу.

Они медленно ехали по «Московскому писателю», и на этот раз Катя зорко всматривалась не только в глухие заборы. Улица Маяковского, улица Лебедева-Кумача… Поворот, поворот… Какие замки, какие особняки, но все пустует. И – железные ворота с ржавой эмблемой «Мосфильма». Эсфирь говорила о них и об этой старой даче, что за забором, символе этих мест. Все, все расточилось в прах… У тех. И у этих новых тоже все между пальцев, как песок…

Веселые ребята…

Красный кумач…

Темный лес, что стеной вокруг…

Избушка – зимовье…

– Вот домовладение сто сорок семь, – таксист указал на глухой аршинный забор.

Катя вышла, расплатилась. Забор был огромен, но его не красили и не подновляли уже много лет. Она нашла ворота и постучала. Глухо. Никто не отвечает. И собаки не лают.

– Ждать вас? – спросил таксист. – Похоже, никого нет дома.

Катя снова громко постучала. Затем отошла, стараясь увидеть, что там, за забором. Сосны, сосны, чаща. И крыша – чудная, словно двугорбый верблюд: одна часть – металлочерепица, а другая – старый шифер. Под старым шифером – потемневший от дождей кирпич. Окно.

В окне второго этажа была настежь распахнута форточка.

– Езжайте. – Катя отпустила таксиста. – У меня здесь дела.

Она снова постучала в ворота. Если форточки в доме открыты, значит, хозяева на месте, не в отъезде. Она представляла себе дом криминального авторитета в стиле «Крестного отца» – гангстеры, охрана, прислуга, приживалы, чуть ли не домовая часовня…

А тут все какое-то заброшенное, неухоженное. И никаких прислужников из урок. Интересно, есть ли семья у этого Арнольда-Дачника?

Никто не открывал ей ворота. И она…

Можно было, конечно, развернуться и уйти, но можно и…

Она медленно побрела по улице вдоль этого высоченного глухого забора до угла. Там дальше был лес. Она сошла с дороги, углубилась в лес, держась у забора. Здесь были участки по гектару и больше, и…

В чаще кустов имелся проход к самому забору. Словно кто-то проложил туда путь сквозь заросли орешника и бузины. Такое глухое укромное место.

Катя оглянулась и нырнула в заросли.

Забор. Краска облупилась. Ржавые гвозди… Дырки в досках…

Дырки?

Она протянула руку, коснулась досок забора и раздвинула их. Они разошлись легко, скрипя, открывая лаз на участок. Конечно, на такие участки лазают… И подростки из окрестных, не столь фешенебельных поселков, и бомжи. Мало ли что охрана в поселке… А тащат с участков все, что плохо лежит, особенно осенью по «черной тропе» – металл, бочки, инвентарь, да и в дома богатые при случае воры тоже забраться сумеют, так что этот путь, кем-то уже проторенный…

Катя продралась сквозь лаз в заборе и очутилась по ту сторону в еще более густых зарослях. На участке в этом углу – чаща. Дальше – лес чуть реже. Вековые сосны. Одна вон упала, и ее никто не пилит на дрова, не убирает с участка.

Она шла этим дачным лесом. Увидела сгнившую беседку для шашлыков со старым мангалом. А потом сам дом. Он появился из-за деревьев. Причудливый дом, такой непохожий на дачу Первомайских. К старой кирпичной даче пятидесятых годов с открытой верандой на втором этаже и мезонином был пристроен еще один дом из кирпича – этакий замок под металлочерепицей с узкими пластиковыми окнами и баней-сауной.

Но в новом строении не жили. Жили по-прежнему в исторической части старой знаменитой дачи. У покосившегося крыльца стояла серебристая иномарка. Шторы в окнах террасы были раздвинуты.

На деревянной скамье за столом, потемневшим от непогоды, спиной к Кате сидел грузный седой старик в болоньевой куртке и ботах. На плечах его, словно пестрый меховой воротник, разлеглась трехцветная кошка.

Она первая услышала шаги Кати.

– Добрый вечер, я из полиции. Вот мое удостоверение. Капитан Петровская.

Старик не отреагировал. Не обернулся. Кошка встала на его плече на лапки, выгнула спину дугой и зашипела на Катю – чего приперлась?

Катя медленно обошла стол и скамейку.

Арнольд-Дачник смотрел мимо нее на сарай пустым бессмысленным взглядом. Его морщинистое лицо было перекошено – след жестокого инсульта. Из левого уголка рта текла слюна. Вся его левая сторона, видно, была до сих пор парализована. Рука висела как плеть.

Кошка прыгнула к нему на колени и снова зашипела на Катю.

Арнольд-Дачник даже не моргнул.

Вот тебе и криминальный авторитет… Крестный папа… Вот тебе и последняя реальная ниточка к событиям двадцатишестилетней давности…

В сарае грохнуло железо, словно из груды инвентаря с силой выдернули что-то, и она, эта груда, обрушилась на бетонный пол. В дверном проеме показалась фигура в красной куртке с низко надвинутым на лицо капюшоном.