Герман повернулся и, как был, в доспехах для спарринга, не переодевшись, вышел из раздевалки на улицу.
Слезы брызнули из косящих глаз Нелли. Она ругала себя последними словами. Сорвалось с языка… и теперь он… уже навсегда… никогда больше…
Она снова побежала за ним. Это было уже сильнее ее. И то, что она увидела, добило ее окончательно. На улице у зала для исторического фехтования толпились женщины. Клиентки «Аркадии» и девчонки из обслуги. Никто не уехал. Они ждали Черного Лебедя, как ждут звезду экрана или эстрады. Едва он появился, все женские взгляды устремились на него. Но тут через толпу ополоумевших баб протиснулась хозяйка Алла Ксаветис. Она обняла его на глазах у всех завистниц, наплевав на приличия и условности.
– Ты был великолепен, дорогой.
А потом она сама впилась поцелуем в его губы. И этот поцелуй шестидесятилетнего вампира длился так долго, что уж точно мог высосать из сердца всю кровь. Все надежды и тайные мечты тех, многих, кто так хотел его и желал.
Глава 29
Кладбище
Конаково показалось Кате тихим провинциальным раем – большая вода и осенние леса, еще по-летнему зеленые в глубине, но расцвеченные красками осени по опушкам. Прозрачное небо, такое девственно-голубое, отражающее гладь водохранилища.
В этом тихом раю старое конаковское кладбище представлялось юдолью скорби, смягченной красотой природы, исполненной высших истин и философских тайн, ключом к которым мог стать какой угодно знак, как в древности – вещий полет воронов над лесом, старая вековая сосна с причудливо переплетенными ветвями, пение невидимой птицы в тени памятников. После долгой дороги Катя как-то расслабилась здесь, и одновременно все в ней жило предчувствием того, что они совершают некий очень важный для всего этого дела шаг. И они на верном пути.
Полковник Гущин на ее созерцательное настроение внимания не обратил, он сразу же устремился в контору администрации кладбища. По пути он сообщил Кате, что в Конаково кладбища два – Старое и Новое. Начать поиски он решил со старого, как-никак такой срок прошел с момента смерти старшей сестры Галины Сониной и ее мужа. В конторе пришлось долго объяснять, что им нужно, все сотрудники были завалены работой, смотрели в компьютеры, беседовали с приехавшими устраивать похороны родственниками умерших, с теми, кто хотел установить памятник, покрасить ограду и тому подобное. Гущину и Кате в этой деловой суматохе, столь не вяжущейся с чинной атмосферой кладбища, сообщили, что на Старом кладбище не хоронят уже много лет. Речь может идти лишь о родовых могилах.
Еще миллион лет они ждали, пока отыщутся регистрационные книги двадцатишестилетней давности. Гущин попросил принести книги за июль и август, объяснив Кате, что надо проверить все летние захоронения, начиная с 25 июля того далекого года – вдруг там была какая-то задержка с судмедэкспертизой по ДТП, мало ли.
Они устроились в каморке без окон, где хранились образцы кладбищенской скульптуры, и начали проверять эти пыльные книги регистрации. Катя положила на лист шариковую ручку и скользила вниз по списку. Покойников было много. Но ни одного двойного захоронения, ни одной супружеской пары – ни 25-го, ни в последующие дни июля. Гущин листал регистрационную книгу за август.
Затем они проверили все еще раз. Ничего.
Забыв об обеде, они сразу отправились на Новое кладбище Конаково. Оно, в отличие от старого исторического погоста в лесу, напоминало голое поле, усеянное крестами и памятниками. До самого горизонта печальные места…
Здесь в администрации с ними начали спорить – мол, в тот год захоронений на кладбище еще не проводилось, всех хоронили на Старом. Потом вспомнили – вроде нет, полезли в архивы. Оказалось, что захоронения тех лет есть на участке, расположенном вблизи церкви, но документация в беспорядке. Надо идти туда на место и смотреть могилы, читая фамилии и даты прямо на надгробиях.
И они отправились на этот участок Нового кладбища и до самых сумерек бродили там, как неприкаянные души, стараясь найти могилу супругов, похороненных в один день.
И снова ничего.
Катя испытала дикое разочарование. Но как же так, такой путь… след вроде наметился и вновь оборвался.
Ей не нравился закат над этим безмолвным кладбищенским полем, полным мертвых костей, – тревожный по сравнению с кристально ясным погожим осенним днем закат сулил перемены, багровое солнце тонуло в сизых тучах, окутывая долину смерти пыльной пеленой. В лучах закатного солнца полковник Гущин выглядел как Командор, явившийся на ночной пир. Катя ощущала себя растерявшимся Лепорелло.
Гущин снова направился к кладбищенской конторе. Она уже закрывалась.
– Может, в Конаково есть еще какие-то церковные погосты – в монастырях, при храмах? – спросил он.
Сотрудники кладбища, спешащие к своим машинам, только головой качали – нет, больше ничего нет.
– Есть в Кимрах старое Галанинское кладбище, – сказал один из них. – Наших конаковских там тоже хоронят, у кого родовые могилы. Попробуйте съездить туда.
Кимры… где это?! Катя чуть не упала. Ночью, что ли? На кладбище?!