Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского

Европа оказалась в 1830 году взбаламученной волной революционных переворотов под благими лозунгами: «Свобода, равенство, братство!». Московский митрополит не преминул в своей обязательной проповеди по поводу дня рождения Императора отозваться на европейские события, с очевидностью имея в виду и печальные события декабрьского мятежа: «Желаете избавления людям от зол и бед – естественное и человеколюбивое желание!.. Но молясь о благоденствии царя и народа, о безопасности всех и каждого, не останавливайте помышлений и желаний на благе только видимом, телесном, земном, временном, а простирайте оные к невидимому, духовному, небесному, вечному; желайте паче всего служить Богу святостию и добродетелию… Братия! В наши дни есть особенная надобность указывать на столь очевидную обязанность служения Богу и Его Царствию. Се, тьма покрывает землю, и мрак па языки (ср.: Ис. 60, 2). Народы христианские, или, чтобы говорить определеннее, люди, которым попущено быть языком сих народов, представителями и провозгласителями их мудрования, направителями их деятельности, большею частию не то что не знают, но, что гораздо хуже, не хотят знать христианства… не призывают Царствия Божия и менее обращают внимания на оное, нежели на царство последнего из соседей… Сии строители нового Вавилона трудятся для того, чтобы все привести в смешение, чтобы, опровергнув общепринятые общественные понятия, утвержденные на самой истине вещей или упроченные обычаем и древностию, кончить тем, чтобы не понимать друг друга… народ у них царствует мятежами, крамолами, разбоями, грабежами, сожигательствами; и достойный сего мнимого самодержавия народного плод есть отсутствие общественной и частной безопасности…».

Но в пределах Российской империи дела шли своим чередом. Спокойное течение московской жизни было нарушено осенью 1830 года, когда до старой столицы с юга дошла страшная болезнь – эпидемия холеры. Надежные способы ее лечения в то время еще не были известны, а меры борьбы – примитивны: оцепление мест, где обнаружилась болезнь, устройство карантинов для проезжающих, окуривание их и их вещей дымом костров. В начале сентября отметили первые случаи заболевания холерой, а с каждым следующим днем все возрастало число смертельных исходов болезни.

В Москве возникла паника. Выезд из города закрыли. «Мрачные толпы народа стояли на перекрестках, – вспоминал А. И. Герцен, – и толковали об отравителях; кареты, возившие больных, шагом двигались, сопровождаемые полицейскими…» По призыву князя Д.В. Голицына составился комитет из богатых помещиков и купцов. В несколько дней было открыто двадцать больниц на пожертвованные деньги. Купцы давали даром все нужное: одеяло, белье, теплую одежду. Учащихся гимназий и университета распустили по домам, но студенты-медики добровольно пошли работать в больницы. Многие лавки и рынки закрылись. Привычная светская жизнь замерла. Большинство москвичей заперлось в своих домах, с ужасом поглядывая в окна: не едет ли там страшная повозка с телами умерших?

Митрополит Филарет поначалу выказывал спокойствие и по обыкновению в проповеди осмыслял происходящее. 18 сентября на освящении храма святого Василия Великого на Тверской улице он произнес слово, в котором сказал: «Царь Давид впал в искушение тщеславия, хотел показать силу своего царства и повелел исчислить всех способных носить оружие… Еще не кончилось исчисление народа, как царь почувствовал в совести своей обличение греха и страх наказания от Бога. В самом деле явился пророк и по повелению Божию предложил Давиду на выбор одно из трех наказаний: войну, голод, мор… Открылось наказание греха, и совершилось покаяние Давида… Отложим гордость, тщеславие и самонадеяние. Возбудим веру нашу. Утвердимся в надежде на Бога и на имя Иисуса Христа, Ходатая Бога и человеков, Спасителя грешных и погибающих. Исторгнем из сердец наших корень зол – сребролюбие. Возрастим милостыню, правду, человеколюбие…».

Вероятно, митрополит имел в виду столько же Императора Николая Павловича, сколько и каждого из молящихся, ибо всякий из них был «царем» в своем доме и мало кто мог удержаться от греховных страстей тщеславия и сребролюбия. Проповедь быстро стала известна в Зимнем дворце. Самолюбивому Николаю Павловичу подсказали, что оппозиционный митрополит Московский обвиняет его как причину массового бедствия. И царь очень обиделся.