В торговой и промышленной жизни Москвы тон задавали старообрядцы, которых владыка Филарет иначе как раскольниками не называл. Поэтому он был особенно внимателен к тем представителям купеческого сословия, которые оставались верными Церкви, а также к единоверческим общинам.
Впрочем, сам владыка Филарет не обманывался видимым благочестием иных молящихся, хорошо зная и силу соблазнов мира, и слабость души человеческой. В феврале 1824 года на Москву и окрестности обрушилась настоящая снежная буря. Владыка привык осмыслять все происходящее с христианской точки зрения и в те дни в письме к архимандриту Афанасию писал: «Между тем и общее время что-то вдруг хмурит брови; кажется, слышится: “Горе живущим на земли”; а живущие на земли отягчают сердца свои объедением и пьянством и не думают о грядущих на вселенную…».
Определился и порядок служения архиепископа в московских храмах. Приглашали его с оглядкой, опасаясь всем известной строгости Филарета, но знали, что владыка особенно любил ездить на освящение новых храмов и тут редко отказывал. Чаще всего он служил в кафедральном Чудовом монастыре Московского Кремля, основанном святителем Алексием. Московский народ полюбил проповеди владыки Филарета. В его службу дворяне, купцы, простонародье теснились к амвону, чтобы не пропустить ни слова из проповеди, обыкновенно читаемой архиепископом мерным, несильным голосом.
5 марта 1822 года, в неделю Крестопоклонную, владыка Филарет произнес проповедь, в основе которой лежал призыв отнестись серьезно к своей жизни. «Кто бы ты ни был, слушающий сие, надобно и тебе подумать о пути. В видимом и временном мире, в котором ты живешь, нет ничего неподвижного, но все идет и проходит. И твоя жизнь идет и проходит. Ты покоишься иногда по-видимому телом, но твои сокровенные помышления, твои тайные желания непрестанно в движении, а потому если ты не идешь путем спасения, то верно идешь путем погибели, или: если не идешь, то падаешь – падаешь из жизни духовной в плотскую, из жизни человеческой в скотскую, и не приметишь, как обрушишься в жизнь адскую, в смерть сугубую – невозвратно! Подумай же о своем пути».
Привычные, для иных уже и надоевшие слова о грехе, о жизни вечной, о спасении в устах владыки Филарета обретали новое звучание. Он будто обмывал волшебной водой эти слова, с них сходила осевшая пыль, они обретали истинный, первозданный смысл, трогали души людей, заставляли задумываться, иногда потрясали до слез.
15 мая 1822 года в Архангельском соборе Московского Кремля архиепископ произнес слово в день памяти святого царевича Димитрия: «Во всех, и самых благодетельных, силах природы открыты источники страдания и разрушения… Человек родится, живет и умирает также под законом страдания и еще более прочих тварей покорен сему закону… Страдать не хочется, но страдать надобно!..».
В мае владыка Филарет отправился в свою первую поездку по епархии и начал с посещения родной Коломны. Порадовался с матушкой, отслужил панихиду на могилах отца и дедов, повстречался с братом, сестрой и младшими родственниками. В Неделю всех святых в Успенском соборе Коломны он отслужил литургию и произнес проповедь. Проповедь впервые прозвучала неудачно. Он не написал ее, понадеявшись, что дома и стены помогают, но в храме стоял громкий гул, у западной стены какие-то возгласы раздавались: понятно, коломенцы переживали радостное событие – прибытие так небывало вознесшегося земляка, которого многие помнили еще мальчиком. И сам архиепископ расчувствовался, мысли сбивались… Кое-как договорил, а на будущее поставил себе за правило: проповеди всегда предварительно заносить на бумагу. Этому правилу он был верен всю оставшуюся жизнь.
Летом 1824 года архиепископ Филарет вновь отправился в поездку по епархии, для него поездки стали своеобразным отдыхом после напряженных трудов. А уставал он сильно.
Архиерейское служение на самостоятельной кафедре, тем более Московской, при видимом блеске и почестях оказалось трудным. Сил и упорства было еще немало, помогали викарный епископ Кирилл (Богословский-Платонов), многие священники, настоятели монастырей, чиновники консистории, но немало имелось и людей косных, равнодушных, ленивых… Крайне угнетали его события в Петербурге, где нарастала волна гонений на Библейское общество и тормозилось дело перевода Библии, ставшее для него самым заветным делом. Руки опускались, и горечь отчаяния приливала к сердцу.
В одной из проповедей, произнесенной 12 июня в маленькой церкви города Волоколамска, он не захотел сдержать голоса своего сердца: «Какой бы ты ни предпринял благочестивый подвиг, в какой бы ни начал упражняться добродетели, не изменяй принятому однажды благому намерению; и хотя бы предстояли тебе препятствия, хотя бы казалось тебе, что успех не соответствует ожиданию твоему, не отчаивайся, не малодушествуй; и, напротив того, хотя бы показалось тебе, что ты довольно успел в добром деле и подвиге, не обленяйся, не будь беспечен… в трудности подвига уповай на Господа и терпи о Господе; в успехе дела не полагайся на себя и паки терпи о Господе».