Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского

В те же годы отдельные сочинители утверждали в своих трудах в качестве нового мировоззрения эстетический гуманизм, призванный потеснить христианство, а то и вовсе заменить его. Святитель Филарет слышал о кружке «любомудров», в котором молодые высокообразованные дворяне И. В. Станкевич, В.П. Боткин, М.А. Бакунин и другие, отвергавшие «оказененную Церковь» своих отцов, равно как и «мистический романтизм» своих дедов, искали истину. Молодые люди штудировали книги И. Канта, Г. Гегеля, Ф. Шеллинга, И. Фихте, но мистико-теософские идеи Фридриха Шеллинга или поворот к религии Иоганна Фихте их разочаровали. Одни из них никак не могли оторваться от Бога, а другие отказывались с легкостью. Тот же Бакунин рассуждал в 1836 году: «Цель жизни – Бог, но не тот Бог, Которому молятся в церквах, но тот, который живет в человечестве, который возвышается с возвышением человека». В. Г. Белинский, внук православного священника, также входивший в кружок Станкевича, был натурой глубоко религиозной, но его религиозные запросы не питались духом Церкви – он настойчиво отделял христианство от Церкви и этот свой подход проводил (насколько позволяла цензура) во всех статьях, пользовавшихся в силу таланта автора немалой популярностью.

Необходимо было противопоставить этому опасному течению в русской общественной мысли что-то еще, помимо обычной церковно-проповеднической деятельности. Объективно перед Церковью встала задача просвещения русского народа, его верхов и низов, в новых исторических условиях. Не все ее осознали, иные поняли, да побоялись делания, не указанного начальством. Святитель же Филарет не мог сидеть сложа руки.

«Христианство не есть юродство или невежество, но премудрость Божия», – утверждал святитель. Он не боялся испытывать веру, страшась в то же время и отхода от веры, и дремоты в ней и предостерегая от таких искушений свою паству. «Недостаточно иметь веру и хранить ее, – говорил он, – может быть сомнение в том, точно ли ты ее имеешь и как имеешь». По словам протоиерея Георгия Флоровского, он был убежден, что христианская вера «во всей полноте своего догматического содержания должна стать живым началом и средоточием жизни».

Свт. Филарет. 2-я четв. XIX в.

Вот почему, как ни был Московский митрополит по необходимости осторожен и сдержан, люди думающие из круга московского дворянства и профессуры всегда тянулись к нему, не страшась его репутации «церковного охранителя». Он не был и не мог стать среди них своим, но не был и чужим.

За благословением и за советом к митрополиту Филарету обращались профессора Московского университета С.П. Шевырев и М.П. Погодин.

Погодин аккуратно заносил в дневник свои впечатления о Московском митрополите: «Смиренное лицо у Филарета. Служит очень просто», или: «Как просто, как величественно говорит он!». После Божественной литургии в университетской церкви 12 января 1850 года Погодин записал в дневник: «Он говорил не больше четверти часа, но мне показалось, что я прослушал целый семестр божественной науки в каком-то высшем университете на горе Хориве или Сионе… Мне иногда казалось, что я на его крыльях несусь в горних пространствах, и на меня нападал страх – упаду, упаду! Так высоко и отважно парит в некоторых объяснениях наш маститый архипастырь». В той проповеди митрополит, в частности, сказал: «Благочестие не есть отрицание наук и знаний… благочестие есть жизненное, руководительное и охранительное начало истинного знания».

Стоит заметить, что сам святитель относился к своим проповедям весьма сдержанно и трезво. «У меня выпросили мои проповеди напечатать в совокупности, – писал он своему другу архиепископу Ярославскому Григорию (Постникову) по поводу первого собрания своих трудов. – Хотелось браковать их сильнее, а не печатать, но здешние сотрудники мои были ко мне очень снисходительны. Некоторые уничтожил я против их снисходительного мнения, но всех просмотреть хорошо не удалось. Не знаю, что будет. Из первой книги напечатанной, когда я был еще на Вашей кафедре, откинул я около половины… Не раскаиваюсь, что согласился на издание, по крайней мере потому, что теперь сие сделано с некоторым разбором, вместо того что после меня могло случиться издание без разбора».

Но слушатели не разделяли скептицизма проповедника. Князь М.А. Оболенский писал 17 апреля 1845 года своему знакомому В. А. Поленову: «Вот приятная новость к празднику для всех москвичей: это новое издание назидательных слов и речей нашего архипастыря, преосвященнейшего митрополита Филарета, разбросанных по разным изданиям и большею частью выходивших отдельными книжками. Кто из нас не слыхал его проповеди и кто не увлекался его назидательными беседами! Нет сомнения, что и самая словесность сделала в них значительное приобретение».