Светоч русской земли (СИ)

Уже вернувшись в хижину, Сергий, всмотревшись в лицо Михея, спросил:

- Стефан?

- Воротилси с Москвы! - сказал Михей. - Должно, к тебе грядёт!

Стефан шёл к нему, и Сергий понял это прежде стука в дверь.

Братья троекратно облобызались. На лице Стефана, иссечённом ветром, лежала печать усталости; шагал от Москвы всю ночь, проваливаясь в снежных замётах и не отдыхая. Сергий предложил щей. Стефан покачал головой. За немногий срок, оставшийся до обедни, не стоило разрушать постного воздержания. Стефан сидел высокий, прямой, недоступный, уже прознавший, что брата уговорили стать игуменом.

- Худо - на Москве! - сказал, перемолчав и ссутуливая плечи. - В боярах нестроение! В тысяцкие прочат Хвоста, а Вельяминовых - прочь.

- Князь Иван? - спросил Сергий, поднимая глаза.

- Князь по сю пору - в Орде, да и не возможет противу... - сказал Стефан. - Не может! - добавил он, сдвигая брови. - Слаб! И Алексия нет!

- Почто? - спросил Сергий. (Михей, сообразив, что ему лучше не быть слушателем разговора, вышел на улицу, прикрыв дверь.)

- Всему виной - духовная Семёна, которую я не подписал! Весь московский удел великого княжения достался вдове Марии, тверянке... А Вельяминовы - за неё.

- Великий князь чаял сына, хотя после смерти своей... - отозвался Сергий, думая о другом.

Омрачение, наступившее на Москве после миновения мора, должно было наступить. Много прихлынуло из сёл и весей нового народа, юного и жадного, не ведающего обычаев столичного города. Со смертью тысяцкого, Василия Протасьича, власть Вельяминовых стала некрепка. Василий Васильич был горяч и нравен. И своим уделом Марии должно поделиться с Иваном, не ожидая боярской которы. При слабом князе и долгом отсутствии Алексия любая беда может совершиться на Москве! Но не с этим шёл сюда Стефан, и не об этом его мысли - сегодня.

- Ваня - у Онисима. Лежит старик! - подсказал Сергий, глядя в серое лицо брата.

Стефан поднял взор, понял и кивнул.

- Келья твоя - истоплена, - сказал Сергий.

Стефан кивнул, удивлённо посмотрев на брата.

- Я посылал давеча Михея, - пояснил Сергий.

Лицо Стефана тронуло румянцем. Он опустил и снова поднял глаза. Приходилось спрашивать. Прокашляв и ещё больше ссутулив плечи, он вымолвил, наконец, не глядя в глаза брату:

- Ты станешь игуменом?

- Я сожидал тебя! - ответил Сергий.

- Почто? - осёкшимся голосом спросил Стефан, гуще покрываясь румянцем.

- Мы ставили монастырь вместе! - сказал Сергий. - И ты был и есть старейший из нас!

Стефан помолчал, свесив голову, и, наконец, сказал:

- Мыслишь, я должен избрать тебя игуменом?

- Или стать им! - сказал Сергий, глядя в глаза брату.

- Ты знал... ведал, что я приду?

Сергий переменил лучину в светце и кивнул.

- Ты искушаешь меня! - сказал Стефан.

- Нет! - посмотрев на брата, возразил Сергий. - Крест сей - тяжек и для меня. А ты - дружен с Алексием!

Лицо Стефана стало тёмно-пунцовым, потом побледнело. Сергий ведал и молчал о женитьбе Семёна Гордого и участии Стефана в этой женитьбе... Знал и о давней остуде Алексия.

И вот сейчас подошло самое горькое, ибо смирять себя, гнуть, лишить славы и почестей, изгнать из Богоявленского монастыря, отказать в игуменстве Стефан мог, ибо делал всё это по своей воле, но тут сидеть и знать, что его игуменства в обители брата не хочет никто из монахов и вряд ли допустит Алексий, вернувшись из Царьграда, - знать всё это и слушать слова младшего брата, взявшего над ним старшинство, было невыносимо. Воля и гордость Стефана, задавленные, но не укрощённые, ярились и возмущались перед сей препоной. Он то опускал лицо, то взглядывал в лицо брата, уведавшего нынче его приход-бегство, ибо там, на Москве, почувствовал Стефан, что жить вне обители брата уже не может. Ибо только здесь возможно, отрешась от суеты и воспарив над злобой дня, помыслить о мире и судьбе, подумать и покаяться, только здесь, - понял и постиг он, - зачиналась грядущая духовная жизнь Русской земли. И теперь необходимо ему смирить себя, но смирения-то и не хватало его душе, хоть ум Стефана и требовал от него смирения.

И он, наконец, после долгих минут молчания сказал:

- Становись игуменом ты, я - недостоин сего...

Удары била, призывающие к молитве, покрыли его последние слова.

Глава 17

Михей устроился за дощатым столом, вблизи света, чтобы можно было, не вставая, менять лучины в светце, и сейчас переписывал напрестольное Евангелие, заказанное радонежским боярином Филиппом из рода Тормосовых.

Сергий осмотрел делание Михея и остался доволен. Книги переписывали уже трое, кроме Сергия. Один из братии, как узналось недавно, был гож и к письму икон; надо было теперь и то художество завести в обители. И врачеванию следовало учить! Монастырь рос, укреплялся, мужал. Удаляясь в келью, Сергий сказал: "Сегодня не спи!" Михей кивнул. Ему часто приходилось разделять молитвенное бдение с наставником.