Светоч русской земли (СИ)

- Скорее ко Господу! Князя мог остановить, и то не всегда, один лишь владыка Алексий! И молиться ныне надобно так: сохрани и помилуй, Боже, Русскую землю, впавшую в грех гордыни и ослепления! Дай, Господи, Русской земле Мужества и Терпения! Дай Силу выстоять в бедах, но не возгордиться собой!

- Ты - скоро на Дубну? - после долгого молчания спросил Фёдор.

- Да, возвожу новый монастырь по князеву слову!

И опять замолчали. Где-то сейчас ссутулившиеся над листами александрийской бумаги писцы уставным почерком переписывают священные книги. Другие пишут иконы, разрисовывают и золотят буквицы. Творится дело культуры. Неслышимое в лязге железа и бранных кликах, но более важное, чем подвиги воевод.

Сергий смотрел в огонь, в полутьме чуть мерцал его взор. Лицо с западинами щёк неподвижно и скорбно. За стенами келий - терема и сады, расстроившаяся, раз от разу хорошеющая Москва. Дальше - леса, поля и пажити, города и деревни, бояре, кмети, смерды, и всё это множество людей своей духовной опорой числит этого старца, что встанет скоро, превозмогши ослабу плоти, и уйдёт в ночь один, по глухой тропинке, хранимый Господом, хранитель Русской земли.

К осени 1381 года Пимен вернулся в Москву. Четверо убийц Митяя были схвачены и казнены. Пимена умчали в Чухлому, в заточение. Киприан, как оказалось, на недолгий срок торжествовал победу.

Глава 16

Ещё собирали урожай, все ратники были в разгоне, когда дошла весть, что Тохтамыш идёт на Москву. И Евдокии в ту пору подоспело родить! Великий князь кинулся в Переяславль, но и там ратной силы было не собрать, а на Москве все советовали ему уехать в Кострому - собирать рати. И уговорили. Уезжая, верил, что Киприан наведёт порядок и оборонит город. Помнил, как простоял Ольгерд под стенами Кремника и раз, и другой. Не помыслил Дмитрий, что византиец Киприан так же оставит Москву, как когда-то Филофей Коккин бросил свою Гераклею, и что, как только он уедет, оставшиеся большие бояре побегут вон из города, вслед ему. Только что опроставшуюся Евдокию решил не тревожить. Тронул коня.

Татары в этот время уже переходили Оку у Серпухова и явились под Москвой через час после отъезда Киприана и великой княгини.

Владычный посельский Иван Фёдоров, вызванный Киприаном в Москву, всю ночь с монашеской братией грузил книги, церковную утварь и прочее добро и развозил по погребам и храмам Кремника. Потом сопровождал великую княгиню с детьми и сейчас смотрел, как делили караван в Радонеже, как великая княгиня с боярами тронулась по дороге на Переяславль, а они, духовные, потянулись по лесной тропке, и лес уже близко надвинулся на них, полный тишины, шорохов и звона комаров.

Чуть не упав в очередной раз с коня, Иван поднял голову, посмотрел в океан роящихся звёзд и подумал об игумене Сергии.

Над лесом поднимался серпик молодого месяца. Издали донесло удары била. В обители Сергия начиналась служба. Иван поднял правую руку и осенил себя крестным знамением. На миг показалось, что они уже избыли беду, что всё - позади и можно, достигнув лесной твердыни, помыслить о своём спасении.

Что-то протрещало в ельнике. Лось, испуганный владычным караваном, с топотом отбежал в глубину чащи. Проехали росчисть, на которой вдали забрезжил огонёк в окошке избы. И вот, наконец, встали над лесом островерхие кровли храма. Огоньки мелькали там, за высвеченной луной оградой. Монахи шли к полуночнице.

Иван, въехав в ограду и привязав коня, шагнул, намереваясь идти в храм, но почувствовал дурноту и упал у ног коня, а упав, уснул и не чувствовал, кто и когда поднял его и занёс в келью.

Глава 17

Проснулся Иван, проспав четыре часа, от говора. Открыв глаза, долго не мог понять, где - он и что - с ним, пока кто-то голосом владыки Киприана не окликнул его: "Проснулся, Фёдоров?" В келье было тесно от сидящих, и Иван поспешил встать, освобождая место на застланном рядниной лежаке. Огонь сальника выхватывал то устье русской печи, то божницу в углу, и Иван, даже пробудившись, не сразу постиг, что он - в келье Сергия и что тот старец, который сидит одесную его, и есть Сергий, а спор идёт о том, уезжать ли игумену из монастыря в Тверь, как полагал Киприан, или остаться, полагаясь на милость Бога.