Светоч русской земли (СИ)

Племянник Сергия Радонежского, сын его брата Стефана, Фёдор был тоньше, изящнее, духовнее своего родителя. Духовность была перенята им от Сергия. Та любовь, которую испытывал старец к своему племяннику, строилась не на одних давних воспоминаниях. И Сергий осознавал, что делает, намереваясь поставить сына Стефана своим преемником. Однако те часы, что отсчитывают сроки нашей жизни, заставляли Фёдора торопить и себя и время. Ему недолго назначено было жить после Сергия, и потому симоновский игумен спешил. Он ушёл из дядиного монастыря и стал игуменом в Москве, в Симонове, потому что не мог и не должен был ждать. Он переделал множество дел за годы своей жизни и умер в сане Ростовского архиепископа, духовного главы той земли, откуда изошли в Радонеж его дед с бабкой, разорившиеся великие ростовские бояре. До того Фёдор сумел побывать и в Царьграде, и во многих иных городах, а ныне, уговорив вместе с дядей великого московского князя, готовился выехать в Киев за владыкой Киприаном.

Дмитрий не сразу согласился на этот посыл. Он перемолчал, когда с ним в обители Святой Троицы заговорил об этом Сергий. Поручив Сергию основать новый монастырь в честь одоления Мамая, Дмитрий как бы откупился на время от старцев. Но откупиться от Фёдора, своего духовника, оказалось сложнее.

До Дмитрия давно уже дошли вести о поставлении Пимена, как и о том, что Митяй убит и в этом убийстве - повинен и Пимен. Но всё же принять "литовского прихвоста", когда-то изгнанного им из Москвы...

Князь сидел, потупив глаза в пол и лишь изредка поглядывая в лицо своего духовника.

- Церковь православная в обстоянии днешнем, пред лицом католиков и бесермен, должна быть единой! В сём - залог спасения Русской земли!

- Но Ольгерд...

- Ольгерда нет! И такого, как он, не будет больше в литовской земле!

- Почто?

- Кончилось ихнее время! Ушло! Умрёт Кейстут, и в Вильне воцарят римские прелаты. У православных Литвы ныне единая заступа - мы! И не должно создавать иной! Не должно позволять католикам ставить своей волей православного митрополита, который затем сотворит унию с Римом или же обратит всю тамошнюю православную Русь в латинскую веру! Отложи нелюбие своё, княже, и поступи так, как советует тебе глас церкви Божией! Люди - смертны. Смертен - и Киприан! И ты - смертен, князь, и я, твой печальник! Но бессмертен - Господь, нас осеняющий, и вера Божия не прейдёт в Русской земле, доколе иерархи её будут блюсти Заветы Христовы. Отложи нелюбие, князь, послушай гласа разума, им же днесь глаголю тебе!

В княжеском моленном покое тихо. Слегка колеблется пламя свечей. Мерцают золото, серебро и жемчуг божницы. Лики святых, оживая в трепещущем пламени свечей, внимают наставительной беседе, и князь, вскидывая глаза, видит, что и они смотрят и тоже ждут его решения, и с трудом противясь тому, но уже и изнемогая, начинает понимать правоту Фёдора, Сергия и прочих игуменов, архимандритов и епископов, ныне уговаривающих его согласиться на приезд Киприана.

Было жарко. Князь освободил из петель на груди пуговицы зипуна. Принял бы! Но так стыдно казалось после выдворения встречать литвина! И тем же молодцам, что вышибали Киприана из Москвы, теперь велеть устраивать ему почётную встречу? Однако игумен Фёдор уведал и эту трудноту князя.

- Не реку о пастыре Киприане, но о человеке реку! Премного удоволен будет сей почётной встречей там, где прежде претерпел хулы и гонения! Труднота восхождения усиливает обретённую радость! Паки возлюбит тебя сей и паки будет служить престолу митрополитов русских, с таковой труднотой достигнув сей высоты!

Дмитрий поднял на своего духовника взгляд:

- Но почему Киприана?

- Чтобы не оторвать православных Великого Литовского княжества от Владимирской митрополии! Дабы все православные русичи, ныне и временно разлучённые литвином, охапившим исконные киевские земли, окормлялись единым пастырским научением! Дабы и церковь православная, и народ русский, ныне сугубо утесняемый, не погибли в пучине времён, но воссоединились, возвысились и воссияли в веках грядущих!

Не столько слова Фёдора, сколько голос симоновского игумена убеждал и убедил великого московского князя.

Дмитрий и прежде уступал духовной силе, ощущая то высшее, что струилось от Алексия, от Сергия и что присутствовало в этом игумене.

Дмитрий встал. Будут ещё уговоры боярские, толковня в княжой думе, молвь на посаде, будут приходить к нему купеческая старшина и игумены монастырей, будет соборное, почитай, решение земли, во всех случаях предпочитающей то, что освящено обычаем и преданием, - всё будет! Но сейчас в моленном покое княжеского дворца стояли двое: великий московский князь Дмитрий Иваныч и его духовник, игумен Фёдор, стояли и смотрели в глаза друг другу, и князь сказал:

- Будь по-твоему, отче! А за Киприаном тебя и пошлю!