Светоч русской земли (СИ)

Ратник пал, дважды взмахнув саблей. Тот, который - с топором, изловчившись, свалил одного фрязина, но тут и сам, раненный в бок, стал заваливать под ноги идущим. А там, позади, кто-то визжал, задыхаясь от тесноты, выдираясь из гущи тел, кто-то крестил топором; и пятились, и падали под железными стрелами всё гуще, и не хотели бежать. Били наотмашь, отплёвывая кровь и пену, валились на фряжские копья-топорики, пригибая оружие к земле, и умирали, не отступая. Движение татарских ратей замедлилось. Кони, горбатясь и храпя, лезли по трупам. Копыта, выше бабок замаранные кровью, проваливались в месиво из тел. Весь передовой полк пал, так и не отступив. И это было ещё только начало сражения!

Микула Васильич Вельяминов и князь Фёдор Романович Белозёрский, воеводы передового полка, сделали что могли, отбив три конных приступа и измотав генуэзскую пехоту. Но ордынцы валили кучей. Всё новые ряды выходили, словно из небытия.

Фёдор Романыч уже был убит, когда Микула почувствовал, что полк погибает. Он сжал зубы, поднял отяжелевшую руку с саблей, по локоть залитую кровью. Под ним ранили уже третьего коня. Скользнуло в сознании: отступить, уйти? Не мог он оставить умирать свою погибающую рать! Этих мужиков, что задыхались от тесноты, но бежать не хотели! А из всей комонной дружины осталось всего четверо или пятеро детских да израненный стремянной ещё чудом держался в седле.

- Уходи, господине! - крикнул ему слуга.

Микула кивнул и, подняв саблю, поскакал вперёд. Жизнь надо было продать подороже. Ещё и то подумалось, что сегодня он, наконец, уравняет себя с казнённым братом Иваном и не станет этого вечного укора совести.

- Ты веси, Господи! - прошептал он.

Конь скоро грянул о землю. Стремянного арбалетной стрелой сбили с коня. Двое оставшихся детских рубились с толпой татар. Микула выпростал ногу из-под туши коня, хромая, пошёл навстречу. Кинув щит, взял саблю в левую, а в правую - шестопёр. На него двигались фряги с алебардами наперевес. "Эти ещё чего тут?!" - усмехнулся он и, дождавшись, когда латинское оружие проскрежетало по кольчуге, ударом в висок свалил первого фрязина, отбив саблей новое остриё, оглушил второго. Фряги раздались в стороны, и он очутился пеший в толпе комонных татар... Кажется, с него сбили шелом. Больше Микула ничего не помнил.

Глава 9

Истребив передовой полк, чему помогла генуэзская пехота, впрочем, и сама потерявшая многих бойцов, ордынцы обрушились на строй большого полка, обходя его берегом Непрядвы, и одновременно на полк левой руки.

Кто тут был виноват? Первой побежала московская городская рать, не навычная к бою, из того люда, что наполняет столичные города и почти всегда бывает нестоек в бою и легко подвержен панике. Почему побежали? Те татары, что брели правым берегом Непрядвы, тут, ближе к устью, стали переплывать на левый берег, где начинался бой, и когда их ряды показались из кустов, достаточно стало крика: "Обходят!" - как начался переполох. Лев Морозов, пытавшийся остановить бегущую рать, был сбит с коня и убит едва ли не своими же кметями. Бежали не все. Но фланг был открыт.

Ратники рассыпались по полю, и началась та битва-погоня, которая предшествует разгрому. Там кучка пешцев, отступив, тыкала копьями в вертящегося на коне окольчуженного всадника, там трое татар гнались за русским боярином, там кто-то уже снимал доспехи с мёртвого, не видя, что к нему скачут, сматывая арканы на руки, двое татарских богатуров. Там пеший ратник в доспехах отбивался от четверых комонных, обступивших его и машущих саблями... Кмети брели и бежали по полю. Кто падал, притворяясь мёртвым, и дождавшись, когда пролетит мимо татарская лава, поднимался. Рубили и вязали бегущих, отбивались, становясь спинами друг к другу, ежом, недоступным напуску конницы. Отбившись, разбредались в поисках своего боярина, своей дружины или собирались кучками и шли, уставив рогатины... И уже в эту мятущуюся толпу трудно было, да и невозможно, и незачем бросать свежие рати, да и кого бросать, да и кому?

Пал московский воевода левой руки, а ярославские князья, оба, едва удерживали вокруг себя остатки своих рассыпавшихся по полю дружин. Но битва шла с прежней яростью, ибо и татары, одолевавшие тут, не могли устроить должного порядка и собрать воедино свои наступавшие полки. И всё новые ватаги устремлялись сюда, обходом, мимо гнущегося, но пока ещё не сбитого со своих рубежей большого полка. Где стоял стон и скрежет от копейного и сабельного скипания, ржали кони, кричали кмети, поломав копья, рубясь уже топорами, залитые своей и чужой кровью, теснились, падали, устилая землю трупами, и всё ещё бились не уступая, ибо настал час, когда даже и молодые воины в ярости начинают забывать о смерти и павший, умирая, зубами грызёт врага, между тем как слабеющие пальцы уже выпустили засапожник и глаза застило смертной пеленой.