Светоч русской земли (СИ)

Правое крыло рати стояло прочно. Тут и татар было поменьше, и окольчуженные новгородские удальцы бились насмерть, да и Ольгердовичи, оба, бросившие кованую рать в лоб татарской коннице, - тут были крымчаки, караимы да касоги, - сумели остановить катящий на них вал врагов, а там пошла уже работа рогатин и копий, работа сабель и сулиц, и ордынцы, не выдержав, покатились назад. Ещё приступ, ратники уже рвались вперёд, бить, догонять и срывать доспехи с побеждённых. Но там, слева, шёл бой, и неясно было - кто побеждает? А потому воеводы правого крыла удерживали своих от напуска, ожидая хоть каких-то вестей из большого полка и от князя. А в четырёх верстах отсюда татары уже прорубались к знамени, и Миша Бренок, прошептав: "В руце Твоя предаю Дух свой!" - поднял шестопёр и опустил его в сабельный блеск, в визг, в яростные, обступившие его морды коней, и бил снова и снова, пока от ударов копий не прорвалась кольчуга под панцирем, пока не грянул конь, пока не сорвали с него княжеский алый охабень и серебряную гривну, что носил он на шее вместо ожерелья... Рухнуло подсечённое знамя, не стало княжого стяга над полками, по бранному полю скакали вразброд, то догоняя, то рубясь, то уходя от погони, оставшиеся воины боярских дружин, и уже всяк дрался за себя, спасая жизнь и не думая теперь о большем.

Глава 10

В те часы, когда тут рубились и погибал, не отступив, передовой полк, и разрушилось левое крыло армии, Сергий в своём монастыре стоял на молитве. Шла литургия в честь успения Богоматери, Заступницы. И сейчас, произнося священные слова, приготовляя причастную чашу с дарами, Сергий чувствовал за спиной веяние крыл. Она была рядом. Иноки, поглядывая порой на своего игумена, ужасались неземному и полному муки лицу Сергия. Длилась служба, пел хор, а там, за стеной церкви, - лесные дали, курятся дымы деревень, желтеют сжатые нивы, всплесками золота обрызгала осень разливы боров. Покоем и Миром дышит земля, внимающая сейчас пению монахов.

Старец в простых крашенинных ризах служил литургию, сосредоточенный на богослужении, его рука переставляла потир с вином и хлебом с жертвенника на престол, он приостанавливал ладонь, замирая на мгновение, вздрагивали его брови, и едва приметная складка печали прорезала лоб.

Он спросил о чём-то канонарха, и тот, вздрогнув, подал Сергию свечу. Сергий отослал одного из братий отнести её к иконе Спаса, туда, где ставят поминальные свечи, и горит уже целый костёр, и сказал:

- Помяни, Господи, новопреставленного раба Твоего Микулу Васильича! - и покрестился. И вскоре. - Помяни, Господи, раб Твоих, князя Белозёрского Фёдора с сыном Иваном!

Длилась служба. Чередой подходили к причастию иноки и миряне. Сергий причащал, протягивая крест для поцелуя. Он внешне - спокоен, миряне не замечали ничего, но иноки, изучившие своего игумена, - в трепете. Таким отрешённым и строгим Сергий не был никогда. Они ставили всё новые свечи, называя почивших: Льва Морозова, Михайлу Иваныча Акинфова, Андрея Серкиза - тех, кто приезжал к нему накануне битвы с великим князем, и чьи судьбы взял в свою душу Сергий, и сейчас по толчкам в груди он знал, кто из них в этот миг убит и чья душа отлетела к Господу.

- Запиши в синодик, - сказал он, как только последние причастившиеся отошли, - Михайлу Бренка!

Канонарх записал, поставил свечу. У него с лба капал пот. Он верил, но ужасался своему верованию. Сергий знал и это! Ведал о сражении, которое шло за сотни поприщ отсюда, в этот день! Ведал, как оно идёт, ведал и о тех, кто погибал в битве, - возможно ли сиё?! А если возможно, то кто же тогда их игумен, если не святой, отмеченный и избранный Господом уже при жизни!

- Запиши ещё: Семён Мелик и Тимофей Волуй! - сказал Сергий.

- Многие убиты? - спросил канонарх.

- Многие! - ответил Сергий. - Но великий князь Дмитрий уцелеет! Не страшись! Заступница - с нами!

Видение погасло. Мы уже не видим лиц, не слышим шёпота, и мерцание свечей претворилось в золото берёз. Иные шумы, шумы сражения на Дону, слышатся окрест. Длится бой.

Глава 11

Князь Дмитрий, добравшись до рядов большого полка, нос к носу столкнулся с воеводой Иваном Родионычем Квашнёй. Боярин аж замахал руками:

- Нельзя, княже, туда!

- Миша Бренок - у знамени! - сказал Дмитрий. - Я веду кметей на бой и смерть, и я должен быть впереди!

- Не оберечь мне тебя, княже! - сказал Иван Родионыч в спину Дмитрию.

- Рать береги! - сказал через плечо Дмитрий, и такое упорство послышалось в голосе князя, что боярин, ругнувшись про себя, отступил. Боброк ушёл, а без него тут... Не за руки же хватать великого князя! Да и не до того стало. Запели рожки, грянули цимбалы, и уже, прорвавшись сквозь ряды передового полка и в обход, устремились на них ордынские всадники...