Светоч русской земли (СИ)

Стефана затолкали, запихали, закидали укоризной. Он так и не пробился к лобному месту, где с возвышения то тот, то другой краснобай бросали в толпу всполошные слова. Их тянули вниз за сапоги, за полы, на помост забирались новые и кричали:

- Охолонь! Князя давай, бояр!

- Бояр великих! Князя! - ревела толпа на площади.

Но не было ни князя, ни бояр на площади, и не было согласия в городе, ни совета в князьях, ни единомыслия в боярах. Кто прятался в тереме, повелев слугам кричать, что его нет, кто, взмыв на коня, мчался за ворота города, кто увязывал добро, махнув рукой на всё:

- Чернь бунтует! Худого и жди!

Вече кончилось ничем.

С подбитой, невзначай, скулой, измазанный, с порванным рукавом, Стефан выбрался из толпы, которая, виделось уже, собралась пошуметь, но ничего не решит и ни на что не решится без своих руководителей, которые, в сей час, сидят, попрятавшись от черни, с одной мыслью: лишь бы без нас, да мимо нас, лишь бы кто другой!

Проплутав в поисках слуги, он, пеший, выбрался за ворота города и, шатаясь, побрёл домой. Уже за несколько поприщ от города его нагнал старик Прокофий с конём, тоже напрасно искавший своего молодого господина, и теперь обрадованный, что не пришлось ему ворочаться домой одному, без Стефана, под покоры и укоризны боярыни.

Не в пору, не вовремя вспыхнуло тверское пламя. Никого не зажгло, только опалило страхом, и пригнулась, пришипилась земля, ожидая одного: что-то будет?

И никто не дерзнул повторить того, что створилось в Твери. Не встала земля, не вышли рати, не встрепенулись ратные воеводы, не двинулись дружины, не подняли головы князья... А когда дошли вести, что Иван Данилыч московский вызван в Орду, и суздальский князь, Александр Василич, отправился тоже туда, поняли: быть беде! Жди нового ратного нахождения!

Глава 14

Торопливо убирали хлеб. Дожди секли землю. Ветра рвали лист с деревьев. Жители зарывали корчаги с зерном, прятали в тайники, что поценнее, уходили в леса, отрывая себе норы в оврагах.

Александр Михалыч загодя покинул Тверь, не помышляя о ратном споре с Ордой. Мелкие князья, пася себя и своих смердов, об одном молили Господа:

- Лишь бы не через нас! Лишь бы иной дорогой!

И земля ждала, не помышляя уже не только о споре с Ордой, но даже о спасении...

Подмерзали пути. На пажити падал снег. Во вьюгах, под вой волков и метелей, на землю русичей надвигалась беда.

Чёрной чередой тянулись скуластые всадники в мохнатых островерхих шапках, на мохнатых низкорослых лошадях по дорогам страны. Пять туменов, пятьдесят тысяч воинов, послал Узбек громить Тверь, и с ними шли рати москвичей и суздальцев.

***

Метёт. Снег залепляет глаза. В снежной круговерти темнеют оснеженные и снова ободранные ветром, крытые дранью и соломой кровли боярских хором. Тын то проглянет зубьями своих кольев, то снова скроется в потоке снегов. Деревня - мертва, оттуда все убежали в лес. Только здесь чувствуется еле видное шевеление. Мелькнёт огонь, скрипнет дверь, промаячат по-за тыном рогатина и облепленный снегом шелом сторожевого. В бараньих шубах сверх броней и байдан, кто с копьём, кто с рогатиной, кто с луком и стрелами, кто с мечом, кто с саблей, кто с шестопёром, а то и с булавой да топором, они толпятся во дворе, смахивая снег с бровей и усов, оробелые, ибо что смогут они тут, если татарские рати Туралыкова и Федорчукова, что валят сейчас по-за лесом, отходя от разгромленной, сожжённой Твери, волоча за собой полон и скот, вдруг пожалуют к ним, на Могзу и Которосль? Недолго стоять им тогда в обороне! И счастлив останется тот, кого не убьют, а с арканом на шее погонят в степь! Ибо татары громят и зорят всё подряд, не глядя, тверская или иная земля у них по дороге. В Сарае уже ждут купцы-перекупщики. Давай! Полон, обмороженный, слабый, пойдёт за бесценок, а семью, своих татарок, тоже надо кормить! С маху бьёт ременная плеть: "Бега-а-ай!" Полоняники, втягивая головы в плечи, бредут через сугробы, падают, встают, ползут на карачках, с хрипом, выплёвывая кровь, умирают в снегу. "Бега-а-ай!" Гонят стада скотины. Блеянье, рёв не доенных голодных коров, ржание крестьянских, согнанных в табуны коней тонут в вое и свисте метели. Обезножевшую скотину, прирезав и пихнув в сугроб, оставляют. Волки бегут за татарскою ратью. Вороны, каркая, срываются с трупов и снова падают вниз, сквозь метель.

За воротами боярских хором царапанье, не то стон, не то плач. Отворилась калитка, ратник побрёл ощупью, выставив остриё ножа. Наклонился, спрятав нож и натужась, поволок под мышки комок лохмотьев с долгими, набитыми снегом волосами, свесившимися посторонь! Баба! Без валенок, без рукавиц...

- Тамо! - прошептала она, - тамо, ещё! - И махнула рукой, закатывая глаза.

- Где?! - закричал ей в ухо ратник, стараясь перекричать вой метели.

- Тамо... За деревней... бредут...