Светоч русской земли (СИ)

Было отчаяние и томление души, до потери Веры, до ропота к Господу своему. Бог - такой большой и сильный, Бог может содеять всё! А он, Варфоломей, - такой слабый и маленький. Разве трудно Богу помочь Варфоломею? Поддержать, ободрить его, наставить на путь... Или Бог - не добр? Или не всесилен? Зачем же тогда - Он?!

А они все: наставник, брат Стефан, батюшка, даже мать... Как они могут? Почто помыкают им, смотрят, как на недоумка? Словно он - дворовый пёс, а не человек, не сын и не брат им! И пусть он умрёт, и будет лежать в гробу, как та девочка с восковым ликом. И придёт отец, и мама, и Стефан встанет у гроба, и тогда они поймут, пожалеют и заплачут над ним!

Искус неверия должен пройти каждый верующий. И вряд ли на нелюбимых родичей когда-нибудь обижались так, как обижаются на любимых. Кто порой не терзал сердца матери? И кто не роптал на Господа, спрашивая: почему Он допускает преуспеяние злых, и неправду, и ложь, и жестокость, и горе, почему спокойно взирает на мучения бедных и добрых в этом мире? Почему не исправляет то, что натворили люди по своему жестокосердию? Кто в самых жестоких муках, или при виде гибели своих детей хоть раз не возроптал и не усомнился в своём сердце? Кто в миг отчаяния и злобы вспомнил, и повторил бы в своём сердце молитву, которую затверживал с детства и повторял всякий день уже без мысли, а по привычке, ибо молитва - "Отче наш, иже еси на Небесех..." - единственная, оставленная нам Господом и сохранённая в евангельском рассказе. Прочие сочинены позже, людьми, пусть и святыми, но людьми! Кто вспомнил эту молитву в час сомнения и спросил себя: есть ли там, содержится ли в ней, в единой, оставленной Господом молитве, просьба о чуде и о помощи?

"Отец наш, сущий на Небесах! Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё. Да будет воля Твоя и на Земле как на Небесах. Хлеб наш насущный дай нам сей день. И оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим. И не введи нас в искушение. Но избавь нас от лукавого".

Не заповедал Тот, Кто наделил человека свободой воли, просить заступы и обороны у Господа! Только укрепления души, чтобы не свернуть с многотрудной стези. Прочее явил Христос образом Своей жизни, крестного пути и муки крестной.

Искус неверия должен пройти каждый верующий, дабы понять, поверить, и утвердиться в Вере.

***

В этот день Варфоломея послали искать коней.

Варфоломей опоясался верёвкой и побежал. Он миновал рощу и луг. Стадо коней обычно ходило по краю раменья, но сейчас тут и знатья не было, что кони где-то близко. Он прислушался: звук колокола будто доносило со стороны Митюшиной гривы.

Варфоломей съехал по склону в овраг, выкарабкался на ту сторону и пошёл краем поля, вдоль поскотины. Однако, поднявшись на Велесов холм, колокола не услышал, и заворотил по березнику к Коровьему ручью. Не обретя коней и там, выбрался, запыхавшись, из чернолесья в луга и тут, под дубом, увидел молящегося старца, судя по платью и обличью - пресвитера.

Варфоломей намерился пройти мимо, чтобы не помешать страннику, тем более, что старец молился, ничего не замечая вокруг. Потом в нём шевельнулась мысль подкрасться и наставить молящемуся рожки. Но когда Варфоломей подошёл ближе, его поразило лицо старца. Редко он видел на лицах молящихся столько Спокойствия и Тишины. Казалось, и птицы замолкли в сей час, и листы остановили своё движение, и лучи солнца, пронизавшие преграду листвы, падая на скуфью и плечи монаха, претворялись в сияние, овеявшее лицо старца в потоках серебра, чуть тронутого по сторонам чернью.

Варфоломей подошёл к пресвитеру, стараясь не шуметь, и встал в сторонке, сложив ладони и опустив голову.

Солнце, пятнами, золотило траву. Пели мухи. Верещали кузнечики, и муравьи сновали в трещинах коры дуба, что-то добывая и перетаскивая. Варфоломей стоял и ждал. Его охватил Покой, и в этот Покой волнами входили: свет солнца, жужжание насекомых, шевеление листвы, - растворяя и унося то отчаяние, в котором Варфоломей пребывал.

Старец, окончив молитву и возведя глаза, заметил мальчика и обернулся к нему. Отрок стоял со сложенными для молитвы руками, глядя на старца, и тот, улыбнувшись, наклонился и, перекрестив, поцеловал ребёнка.

- Чего ты просишь у Господа? - спросил пресвитер.

Варфоломей встрепенулся:

- Я? Я ничего... так... - пробормотал он, краснея, устыдясь своей мысли наставить старцу рожки. Он ведь и верно, ничего не просил и ни о чём не думал!

И тут проснулась в нём давешняя боль, и он выпалил:

- Грамоте не умию! Помолись, отче, за меня!

Старец обозрел отрока, приметил, что перед ним, хоть и в посконине, однако не крестьянский сын, и спросил:

- В училище ходишь?

Варфоломей кивнул, не отводя глаз от старца. Монах помолчал, потом, воздев руки и подняв глаза к небу, вздохнул и начал читать молитву.