Светоч русской земли (СИ)

Не всем даётся книжное научение, и нет в том греха, если юноша прилежен к рукомесленному занятию или воинской науке, приличной боярскому сыну. Да и среди монахов не в редкость бывало незнание грамоты. Молитвы и псалмы постигали изустно, как и многое постигалось изустно в те века. Мастер, создающий бесценные творения рукомесла, подчас едва мог начертать два-три буквенных знака своего имени. И то не унижало мастера: талант познаётся в труде. Дорогую чашу, изузоренную перевитью трав, или украшенную золотым "письмом" саблю можно было и не подписывать. Ведь не через книгу, а от отца к сыну, от мастера к ученику, передавались секреты художества. Можно было, и водить полки, и рубиться, и побеждать на ратях, не зная грамоты. То - особый талант, умение, которому потребно учиться в поле, верхом на коне. Как расставить ратных, в какой момент бросить на врага тяжёлую окольчуженную конницу, как, судя по ветру и солнцу, располагать лучников в бою, - всего этого нельзя было постичь по книгам. Даже и русские законы, обычное право, - когда и какие и сколько кормов и даней приходит с села, волости, крестьянского двора, - даже и это с юности помнили изустно. Многое постигалось без книжного научения! И всё же был ряд дел, начиная с церковной службы и до посольского боярского труда, в которых без грамоты нельзя и шагу было ступить, и боярин Кирилл, мечтавший в своих детях не только повторить себя, но и превзойти, исправив в их судьбе и их усилиями свои неудачи, приходил в отчаянье. Избалованный, к тому же, успехами старшего сына, он негодовал и гневался на Варфоломея ещё и потому, что иного пути им, детям обедневшего боярского рода, в жизни не было. Ратный труд ростовчанам был заказан, богатого имения на прожиток до конца дней оставить сыну он не мог, а раз так, то грамота Варфоломею, чтобы остаться в боярском звании, по мнению Кирилла, была нужна как хлеб и вода. Не отправишь ведь боярского сына крестьянствовать, или заниматься иным смердьим рукомеслом!

В этом состоянии всеми осмеиваемого неуча Варфоломей пребывал довольно долго.

Не было ли в этом искусе отрока чего-нибудь такого, что пригодилось ему впоследствии и что сказалось ко благу в его судьбе?

Было. И сказалось. Вспомним наши детские годы! Всю эту толпу сверстников, заборные надписи и слова, которые стыдно было не знать, игры, в которых стыдно было не принять участия. Вспомним и хорошее и плохое, и согласимся, что над всеми нами тяготело всевластие школьного товарищества, "тирания толпы", и что иногда мы, каждый в отдельности, были лучше, чем, вместе взятые, в куче, в которой жестокость подчас почиталась доблестью, а раннее пристрастие к взрослым порокам было овеяно ореолом романтики и тайны. Вспомним: сколь редко попадались среди нас такие, кто умел и сумел воспротивиться этому натиску, противопоставить своё мнение, поступок, поведение мнению и поступкам большинства.

Да, тирания толпы вырабатывает твердоту характера, умение стоять на ногах в борьбе. Но какой ценой даются нам эти завоевания! И что было бы с нами, не будь рядом матери, с её любовью и лаской, отца, с его авторитетом, старшего брата, который прошёл уже весь искус и противопоставил ему что-то своё, глубинное, твёрдое. Дома или в толпе мы вырабатываем своё, непохожее на прочих, лицо? Чаще, если не всегда, дома, в семье. А там, в дружине орущих школьников, наше "я" лишь закаляется, подвергаясь опасностям унижения и уничтожения до неразличимости от того примитивного уровня, которого требует от каждого тирания толпы.

И Варфоломея и спасла от подавления средой его неуспешливость в занятиях! Его сразу выделили, отпихнули от себя насмешками и презрением сотоварищи, и тем дали возможность ему уцелеть, укрепиться в себе. Искус стать "как все" его миновал. И даже небрежение брата, и гнев родителей помогли отвердеть и закалиться его характеру.

Искус надлежит испытать всякому, и без одоления трудноты не станет и радости свершения. И в велении: "В поте лица своего добывать хлеб свой" - вот мудрость. Это - нить Ариадны, путеводная звезда, охраняющая нас от исчезновения в пучине времён.

В поте лица своего! С крайним напряжением сил! Всегда, и во всём, и всюду! Ибо расслаба несёт человечеству вырождение и гибель.

Глава 18

Скажем ли мы, что ни томление и небрежение от своего учителя, ни укоры и брань родителей, ни поношения соучеников не согнули, не ввели в отчаяние Варфоломея, что он не утерял ни надежды, ни веры, ни стараний не отринул, и ревновал одолеть книжную премудрость? Что поэтому лишь и произошло всё, позже названное чудом, ибо каждому даётся по вере его?

Нет, не скажем.