Светоч русской земли (СИ)

- Прости, отче! - сказал Фёдор. - Суета сует! Хотел оставить всё в порядке, прости!

- Ты знал, что я тебя жду?

Фёдор, зарывшись лицом в край его одежды, потряс головой.

- Ты недолго проживёшь после меня, Федюша! - сказал Сергий, и Фёдор кивнул, не поднимая головы.

Он знал и это, чувствовал и потому спешил, торопился изо всех сил переделать все земные дела, не давая себе ни отдыху, ни сроку. Ему боязно поднять голову, боязно посмотреть в эти, уже неотмирные глаза. "Да! - мыслил он. - Ты вознесёшься туда, в Горние выси, я же остаюсь здесь!" Он почти готов попросить забрать его с собой, так, как просил ребёнком отвести его в монастырь к "дяде Серёже" и обещал не страшиться ни покойников, которых надо обмывать, ни болящих братий, лишь бы "дядя Серёжа" был всегда рядом... Кто был больше ему отцом - Стефан или Сергий? Сейчас он стоял у ложа Сергия, только что перед тем посетив Стефана, и понимал, что никого роднее и ближе Сергия у него нет. Нет, и уже не будет! Фёдор приложился щекой к руке наставника, что-то говорил, забывая, что сказал. Слёзы сбегали у него по щекам и падали на ладонь Сергия. Сергий отнял руку и стал гладить Фёдора по волосам.

Скоро деятельная натура Фёдора заставила его встать. Он принёс дрова, хотя они уже есть, сложены у печки, наложил в печь, вздул огонь, побежал за водой, начал что-то стряпать... Всё это не нужно, всё это уже есть, и полчашки бульона - всё, что отведает Сергий от сваренной Фёдором ухи, - не стоили стольких забот, но Фёдору обязательно нужно что-нибудь сделать для учителя, и Сергий не унимает его, только жалеет, когда Фёдор отлучается из кельи. Лучше бы сидел рядом с ним, у ложа, молчал или рассказывал что-нибудь!

Но вот Фёдор, отлучившись на миг, явился с листом александрийской бумаги, кистями и красками. Краснея, попросил наставника посидеть в кресле неподвижно.

- Ты ещё не забросил художества? - спросил Сергий.

- Отнюдь! - сказал Фёдор. - Для своей церкви в Ростове летось писал образа Богоматери умиления, Петра и Николая Мирликийского.

- Ну что ж, напиши и меня! - сказал Сергий, улыбаясь.

Фёдор стал писать, став серьёзным и строгим. Краски у него уже были разведены в чашечках, уложенных в берестяную коробочку. Он взглядывал, примеривался, рот у него - сжат, глаза - сухи и остры. Сергий смотрел с улыбкой, любовался Фёдором. И - не ради славы! Но хорошо - это, пусть те, кто меня знал, когда и посмотрят на этот рисунок, исполненный вапой, и вспомнят нынешние, тогда уже прошлые годы...

Фёдор торопился, чувствуя, что и это - в последний раз. На висках и под глазами у него выступили капли пота... Но вот он окончил, и начал бить колокол.

- Пойдёшь? - спросил Фёдор.

Теперь, с твоей помочью, пойду! - ответил Сергий.

Они спустились по ступеням из кельи. Подскочивший келейник подхватил Сергия под другую руку, и они почти внесли его в церковь и проводили в алтарь. Сергий знаком показал Фёдору служить вместо себя. Фёдор надел ризу и епитрахиль, взял копиё и лжицу, а Сергий сидел пригорбясь и смотрел на племянника, ощущая в сердце Тепло и Покой. Вот так! Именно так! Именно этого он желал и ждал все эти годы! Чтобы Фёдор хоть раз заменил его в монастырской службе, взял в руки неугасимую свечу, продолжил дело жизни, освятил своим прикосновением эти сосуды. И пусть это - не навек, а лишь на один раз, но пусть! Уходящая в незримую даль дорога, обряд, заповеданный Спасителем, миро, которое варят всегда с остатком прежнего, так что и неведомо, где и когда оно было сварено впервые. Может, в это миро опускал кисть, помазуя верных, ещё Василий Великий или Иоанн Златоуст? Церковь - сильна традицией, не прерываемой через века, чего не понимают те, кто тщится внести новизны, изменить или отменить обряды далёких столетий: богумилы, павликиане, стригольники, манихеи, катары... А церковь стоит не ими, не их умствованиями, а прикосновением к Вечности, тем, что сия трапеза заповедана ещё Учителем, и нет греха в том, что первые христиане принимали вино и хлеб - тело и кровь Христа - в ладонь правой руки, а нынешние прихожане - в рот. Но длится обряд, и смертные, раз за разом, век за веком исполняющие его, прикасаются к Вечности.

После службы Фёдор довёл учителя до постели. Покормил, поднеся ему чашку с ухой, сдобренной травами.

- Ты ешь, ешь сам! - попросил Сергий. - Мне уже ничего не надобно!

После еды они сидели рядом, прижавшись друг к другу. Сполохи огня из русской печи бродили по их лицам, мерцал огонёк лампады. Тихо. Тому и другому хорошо, и ни о чём не хотелось говорить.

- Ты - в Москву? - спросил Сергий.

Фёдор кивнул, поскучнев лицом. Он бы рад никуда не уезжать, но дела епархии, дела пастырские...

- Не жди, езжай! - сказал Сергий. - В сентябре поедешь назад, навести меня! Около месяца я ещё проживу!

Фёдор кивнул, не поднимая головы, чувствуя, как слёзы застилают глаза.

- Не погибнет Русь? - спросил он.