Светоч русской земли (СИ)

Посол приходил лишь раз, он был чужой князю и был заинтересован в одном - взять! Взять так, чтобы другим не досталось. Жаловаться не будут, а и будут - попусту: "райя", скот! И поступать можно как со скотом. И каждый посол свирепствовал и наживался. Летопись сохранила нам, начиная с 1314 года, целый мортиролог ограбленных и сожжённых городов послами! В лучшем случае обходились без огня, а так: приходил в 1321 году из Орды в Кашин посол, "татарин Таянчар с должником жидовином, и много тягости учинил Кашину". А Кашин был немалый город, второй по значению в тверской земле, и учинить ему многую тягость, значило - разграбить дочиста.

И так уж получалось, что сильные князья умели, задаривая хана, отделаться от послов, и потому разорялись послами города поменьше и княжества, которые - послабее. А те, кто умел ладить с Ордой, как Юрий Московский, ещё и сводили руками послов счёты с соперниками.

И не без чужого наущения посол Ахмыл, в 1322 году пришедший из Орды с московским князем Иваном Данилычем, взял и сжёг Ярославль, после чего готовил такую же участь Ростовской земле и Ростову. Город спасли нити традиций, которые рвутся не сразу и даже не вдруг и в величайших катаклизмах истории. Русская церковь всё ещё внушала уважение ордынцам. Давно ли православные епископы в Сарае председательствовали на ханских советах?!

При Менгу-Тимуре, один из царевичей-чингизидов, придя на Русь, крестился под именем Петра и основал монастырь в Ростовской земле.

Этот царевич Пётр был посмертно канонизирован, не без дальнего загляду: была надежда на обращение Орды в православие. И жил в Ростове правнук царевича Петра, Игнатий, уговоривший Ростовского владыку, Прохора, встретить Ахмыла крестным ходом, поднеся ему кречетов, соколов, шубы и прочие дары. Да тут ещё сын Ахмыла заболел глазами в Ярославле, и ростовскому владыке удалось его исцелить. И Ахмыл, послушав Игнатия, укротил нрав, остановил грабежи ростовской волости и не тронул, не стал жечь город...

Это и была та Ахмылова рать, память о которой связалась с рождением Варфоломея.

Глава 4

Мария стояла на притворе. Когда за проскомидией, после пения "трисвятого" хотели начать читать Евангелие, в утробе завопил ребёнок. Она охватила живот руками и стояла, ни жива, ни мертва. Вторично, когда уже начали петь херувимскую песнь, младенец снова заверещал. И в третий раз завопил, когда иерей возгласил: "Вонмем святая святым".

Тут заволновались и все окружающие. Женщины и мужчины стояли тогда в храмах, не смешиваясь, на левой и правой сторонах собора, и потому толпа вокруг Марии была сплошь своя, бабья, настырная и любопытная, и любопытно-бесцеремонная.

Но надо объяснить, что же такое - литургия? Литургия - это главное, основное, ежедневное богослужение.

В ночь накануне того дня, когда Иисуса, по доносу Иуды, схватила стража, чтобы увести на казнь, Иисус, уже прозревавший Свой конец, сидя с учениками за трапезой, разломил хлеб, покрошив его в чашу с соком, и, обратясь к ученикам, сказал:

- Примите, ядите! Сиё есть Моё тело и Моя кровь Нового Завета!

Чадили масляные плошки. Двенадцать скитальцев во главе со своим Наставником ели в задней комнате пригородного дома. Пошумливал, укладываясь спать, город. Испечённый на поду хлеб, да сок, да горсть оливок - вот и вся трапеза. Их было двенадцать. Дух отречения от своего Учителя витал над ними. В этот миг Иуда встал, окутав лицо плащом.

- Что делаешь, делай скорей! - сказал Наставник.

Ему уже оставалась только часть ночи: моление о чаше в Гефсиманском саду.

Вскоре, когда сад наполнился стражей, шумом и лязгом оружия, Он остановил Своего ученика, взявшегося за меч. Отрубленное ухо раба первосвященника - вот и вся кровь, пролитая за Него в Гефсиманском саду. Да, они были готовы умереть, сражаясь. Но не это было важно. Важно было - важнейшее. И в этом, важнейшем, они были ещё не тверды. "До того, как пропоёт петух, ты трижды отречёшься от Меня", - сказал Он Петру. В свалке, в толпе, когда Ему при желании можно было скрыться, Он не пожелал бежать. Иуда подошёл и облобызал Христа. Это был знак. Учителя схватили. Жертва за своих друзей была принесена.

Позднее, уцелевшие ученики постигли смысл слов Иисуса, сказанных над преломленным хлебом, и поняли, что это был завет на грядущее. Хлеб и вино - тело и кровь. И крест, и крестная мука. Жертва, которую смертный постоянно приносит на алтарь человечества, жертва Создателя Своему созданию. И, собираясь тайно на общие трапезы, они стали с тех пор преломлять хлеб и крошить в вино, чтобы укрепиться Духом. И не пострашиться перед смертной мукой, когда придёт час. И во время трапезы знали: не хлеб и вино, а тело и кровь своего Господа они вкушают, пресуществлённые из вина и хлеба, приносимые каждый раз заново на алтарь человечества. И не прекратится жертва, и не оскудеет Любовь Того, Кто смертной мукой указал путь Своим чадам. И каждый раз, преображаясь в таинстве евхаристии, хлеб превращается в тело, а вино - в кровь Господа.