Светочи Тьмы

На мгновение ему почудилось узнавание в ее взгляде, и по-мужски крупные руки начали медленно подниматься вверх. Только на мгновение. А потом вера в человечество и в переговоры рассыпалась как карточный домик. С громким ревом воспиталка бросилась обратно к девочке.

Самохин выстрелил почти в тот же самый момент. Пуля ударила воспиталке в плечо, развернула на сто восемьдесят градусов, отшвырнула от Василисы, впечатала лицом в песок, заглушая дикий звериный вой.

Они бросились к девочке одновременно с Артёмом. Артём оказался чуть быстрее и чуть проворнее. Он подхватил Василису на руки, прижал к себе. Самохин бросил быстрый взгляд сначала на корчащуюся от боли воспиталку, потом поднял и взгляд, и ствол на нездешнюю тварь. Тварь оказалась ближе, чем он себе представлял. Тварь шипела и щерилась, и клубилась гудящей тьмой, готовая напасть.

– Беги! – Заорал Самохин, не глядя на Артёма. Невозможно было отвести взгляд от вот этого… от этой нежити. Невозможно было придумать, чем ее можно взять.

На всякий случай он выстрелил. Выстрелил в тот самый момент, когда тварь, превратившись в яростный клубок тьмы, ринулась на него. Выстрел разорвал тьму на ошметки, словно бы черные кишки раскидал по веткам старых верб. Эпичное зрелище, как сказал бы Артем. Жаль, что хватило этого ненадолго. Ошметки сползали с ветвей на землю, клубились, собирались обратно…

Как она снова так быстро приблизилась?! Самохин не заметил. Кажется, только моргнул, и вот она рядышком: скалится, подмигивает красными огнями глазниц, тянется к нему, словно хочет поцеловать безгубым, гнилым ртом. И вот она уже у него в голове: хихикает и нашептывает, решает за него, как лучше поступить. А поступить нужно вот так…

Рука с пистолетом легче пушинки, она медленно поднимается, ствол упирается в висок, сталь холодит кожу. Единственно правильное решение, если разобраться. Раз – и никаких проблем! Бегать за Артёмом он уже стар. Парня не догнать, девочку не отобрать. А то было бы еще лучше. Детей он никогда не душил. Он вообще никого никогда не душил. Но с чего-то же нужно начинать. Жаль, что не получится догнать. Ничего, Артём как-нибудь сам, своими собственными руками… Он тоже никого не душил… Слабак… А вот он не слабак! Нажать на курок – ему раз плюнуть.

И указательный палец упирается в курок, ощупывает, гладит, примеряется. Сейчас все закончится. Закончилось бы и раньше, если бы не этот назойливый звук. Дзинь-дзинь… одним проволочным перышком о другое. Самохин уже слышал этот звук. Он уже видел эти проволочные ангельские крылья. Крылья видел, а самих ангелов никогда…

Дзинь-дзинь… И с каждым звуком рука с пистолетом тяжелеет, наливается свинцом. И с каждым звуком в голове становится все больше его собственных мыслей: нормальных, человеческих. И с каждым звуком морок спадает, сползает с него ошметками яростно шипящей тьмы. Врешь – не возьмешь! Что ему, старшему следователю Самохину, какая-то нездешняя тварь?!

А за одной нездешней тварью вырастает следующая. Пока еще это лишь силуэт, виднеющийся сквозь нездешний сумрак чужой не-плоти, скрываемый от Самохина этим сумраком. Ненадолго скрываемый…

И с чего он, дурак такой, решил, что это вообще тварь?! Девица красоты нереальной, нездешней, в платьице длинном, но мокром, почти прозрачном. А под платьицем такое тело, что мама дорогая! А волосы у девицы такого цвета, что глазам больно. Длинные косы словно из серебряной пряжи…

И не косы вовсе, а змеи. Серебряные змеи, на манер тех, что клубятся на голове у Медузы Горгоны. И от красоты неземной враз ничего не остается. Не подвела, значит, чуйка, когда криком кричала, что теперь ему придется иметь дело сразу с двумя нездешними тварями. Вот повезло, так повезло…

Самохин вскинул руку с пистолетом. Выбор его сделался в разы сложнее: которую из нежитей валить первой. Если, конечно, их вообще можно завалить.

– Не советую, – сказала та, что со змеями. Начинала говорить ужасной тварью, а закончила снова прекрасной девицей, даже подмигнула кокетливо. – Не мешай мне, человек. По-доброму тебя прошу.

А ведь и в самом деле пока по-доброму. Вон и змеюку оттащила. Ту, что уже успела обвиться вокруг его ноги. И как только проморгал?..

– Не надо! – А это уже Мирослава. Принесла нелегкая!

Девчонка повисла у него на руке, не давая прицелиться, не позволяя выстрелить. Она уже висла на нем вот так же, когда защищала Елагина. Вот только Елагин точно был из плоти и крови, а эта краса из чего?

– Не мешайте… – Мирослава держала его крепко и в глаза заглядывала, ловила его ошалевший взгляд. – А лучше вообще отвернитесь!

– Охренела?! – Он и сам охренел. До такой степени охренел, что совершенно забыл о субординации и элементарном приличии. – Ты видишь, что у нее на голове?

Она и видела, и, кажется, даже знала. Боялась? А пожалуй, что и нет! Вот такая смелая девица!

– Это кто? – прохрипел Самохин. – Это что вообще?!