Светочи Тьмы

А та тварь, которая с черепом, которая в бытность свою меценатствовала и чудила тут в Горисветово, испугалась. Так испугалась, что в черных провалах глазниц на мгновение погас красный огонь. Словно бы, тварь мигнула растерянно. Вот только мигать нечем.

– Ты?.. – прохрипела тварь. Или это у Самохина в голове прохрипело? Сейчас ведь и не поймешь.

– Давно не виделись.

А вторая тварь, которая со змеюками, решила больше в девицу не перекидываться, скалилась своим акульим ртом, отпустила серебряных змей на волю. Одна из змей поползла к корчащейся на мокром песке воспиталке, а вторая обвилась вокруг шеи первой твари. Ну, вокруг гипотетической шеи, потому что из материального там был только череп. Остальное все так… – дым и тлен.

А Мирослава все тянула и тянула его прочь. Оказывается, не его одного тянула. Оказывается, Артём Морозов тоже вернулся. Спрятал где-то девочку и примчался на подмогу. Вот только кого и от кого нужно спасать? Хрен тут без ста граммов разберешь! Эх, шмальнуть бы…

– Артем, не надо! – Мирослава не только тянула, она еще и орала. Мелкая такая, смешная, как маленькая храбрая птичка.

– Что это за хрень?.. – Вот и Артём задал тот же вопрос. Значит, вторая тварь, в отличие от первой, ему не знакома.

Ему не знакома, а как насчет Мирославы? Почему девчонка себя так ведет? Дерзко и бесстрашно! И немного по-сумасшедшему!

А та, со змеями, обернулась и погрозила им пальцем. Кажется, всем троим погрозила.

– Помни, что я тебе сказала, дитя! – Ее голос звучал не у Самохина в голове, да и сама она выглядела вполне материальной. Куда материальнее аристократки-меценатки с черепушкой вместо башки. – Если сунутся… – Она не договорила, улыбнулась такой улыбкой, что соваться сразу как-то расхотелось. Даже шмалять расхотелось, если честно. И ангелы, как назло, исчезли. Никакого тебе звона, никаких знаков. Выкручивайся, старший следователь Самохин, как хочешь! Сколько можно тебе помогать?

– Не мешайте ей! – Закричала Мирослава, и от этого отчаянного крика волосы ее снова взмыли в воздух. Мало того, Самохин отчетливо увидел пляшущие в них голубые искры. Ведьмовской шабаш какой-то, а не задержание преступника! Вот что писать в рапорте?..

– Не будем. – Самохин, не опуская руки с пистолетом, попятился, потянул за собой сопротивляющегося Артёма. – А что вообще тут…

Он не договорил, так и замер с открытым ртом. Первая змея нырнула своей треугольной башкой в карман визжащей воспиталки. Нырнула, вынырнула уже вместе с какой-то белой хренью. Вторая змея натянулась, как серебряный канат, потянула мечущуюся черепастую тварь поближе к своей хозяйке.

– Вот и свиделись. – Хозяйка улыбнулась. Зубов в ее пасти было так много, что не сосчитать. Говорила и улыбалась она черепастой, смотрела при этом прямо в провалы глазниц, в которых бился, бесновался красный огонь. – Что ж тебе не спалось? Кто ж тебя вытащил из твоей могилы, а? Светочей тебе захотелось, да?

Это был какой-то будничный, считай, бабий разговор. Так таскала бы за косы одна рассерженная бабенка другую. Ну и что, что бабенки рожей не вышли и вообще неживые?! Ну и что, что косы, как слепые змеи?!

– С девочкой что? – прохрипел Самохин, одним глазом косясь на Артёма. – Живая?

– Спит, – прохрипел тот в ответ. – Кажется, опоили чем-то…

– Спит – разбудим, – пообещал Самохин самому себе, как завороженный, наблюдая за тем, как тварь с косами бережно берет у змеи белую хрень.

Вот только никакая это не хрень. Если присмотреться, если сфокусироваться, становится понятно, что это гребень. Костяной гребень! А если включить дедукцию, то становится понятно, что дырки в черепушке аккурат совпадают с зубцами гребня.

– Со мной пойдешь, – говорит та, что со змеями, и со всей силы втыкает гребень этими самыми зубцами в черепушку. – Теперь уже навсегда!

И вот тут бы Самохину послушаться Мирославу, не смотреть, а лучше и вовсе отвернуться. Но он смотрит, не в силах отвести взгляд. Все они смотрят. Даже переставшая визжать воспиталка. Смотрят, как черная тень извивается и вопит, как сначала обретает плоть, превращаясь в аппетитную черноволосую дамочку, ту самую, с картины. А потом смотрят, как плоть эта начинает пузыриться и сползать кровавыми ошметками, как у босых ног дамочки натекает черная лужа. Как к этой луже тянутся слепые змеиные головы. Тянутся сами, тянут раздвоенные языки, слизывают то, что и кровью-то назвать нельзя. Вся эта вакханалия длится, кажется, целую вечность. До тех пор, пока в руках у той, что со змеями, не остается один только череп с затухающим в глазницах огнем. Руки больше не похожи на страшные когтистые лапы, да и сама ведьма снова чудо как хороша, глаз не отвести. Если бы еще не потеки крови на ее платье… Если бы не черный, нечеловеческий взгляд…

– Привет тебе от Августа Берга, – говорит ведьма и целует череп в темечко. Поцелуй этот высасывает из черепа и остатки света, и остатки жизни. – А мое дело сделано.