Светофор, шушера и другие граждане

Пришел он к остановке, а там народу (как это обычно утром бывает, когда все на работу едут), в общем, видимо-невидимо.

Познатушкин встал в конец очереди. Один троллейбус, конечно, пропустить пришлось (троллейбус, хотя и с гармошкой был, но все равно не резиновый). Пока хороший Познатушкин женщину с ребенком пропускал, пока старушку на лестницу подсаживал, тот троллейбус, конечно, не выдержал и без Познатушкина уехал.

Опять Познатушкин в очереди стоит: – «Зато теперь, – думает, – я уж самый первый в следующий залезу и поеду себе. Хорошо!»

Черт в кармане у Познатушкина аж заплесневел весь от такой тоски, все клычки у него от Познатушкинского «хорошо» защелкали, задребезжали, и еще как назло конфета «Монпансье» ему на шерсть сзади прилипла, как ни вертись, не отдерешь.

Это многие добрые люди любят сосательные леденцы, шоколадки всякие, «Аленушки», «Медальки», «Театралки» и всякие там клубничные карамельки («Лимонные дольки» тоже), вот и Познатушкин тоже…

Черт измучился, извертелся, как шиш на вертеле: то справа к карману прилипнет, рванется – нет полшерстки.

То слева – опять полбока на дерматине.

Уже глаза зеленые из кармана у Познатушкина просвечивать начали. Дым пошел из пятачка коромыслом.

А Познатушкин стоит себе ив ус не дует, все свое думает: «Эхма! – мол, – до чего хорошо!»

(Всем плохо, а Познатушкину «хорошо», – вот до чего неприятный человек попался.)

Наконец опять троллейбус.

Познатушкин думает: «Опля! Зеленые иголки! Вот же хорошо как, что троллейбус! Сейчас я как раз в него первым вскарабкаюсь, усядусь, и будет мне… Хорошо…»

Это бывают такие безнадежно отсталые люди, которым все хорошо, о чем ни подумают (оптимисты называются). Полные дураки.

Раздражают чертей ужасно.

Как им черт ситуацию ни изверни (хоть плюшевого медведя наружу выверни), они думают: «Вот и хорошо, теперь его (медведя) еще обратно зашить и еще лучше будет!»

Видит Познатушкин, что, и правда, в троллейбус он сейчас первым войдет. Приготовился. Впереди ступеньки.

Тут, конечно, Познатушкина сзади как следует пнули, чтобы лез, а не топтался.

Он полез, а только потом уже вспомнил, что не помнит, где у него проходная карточка.

В общем, вспомнил про карточку Познатушкин, но тут ему искать стало некогда, потому что остальная очередь вверх поперла и Познатушкина к кабинке водителя лицом притиснули, чтобы не думал, что так уж все хорошо.

Он думает: «Ну ладно, хорошо…»

«Хорошо, что у меня в кармане еще есть мелочь!»

И полез Познатушкин к черту в карман…

А в кармане дырка.

Мелочь к леденцам прилипла, а бумажник с чертом прямо под колеса троллейбуса в самую снежную жижу…

Вскочил черт, только на тротуар выпрыгнул, хотел по ступеням обратно, но тут троллейбус двери захлопнул и тронулся.

И напоследок как следует обдал плешивого грязью.

Свобода выбора

К одному Валентину Семеновичу как-то раз в кафе-закусочной «Уют», у метро Октябрьское поле (первый вагон из центра, по эскалатору и сразу направо), подсел черт.

В этом «Уюте» вечно эти хвостатые толкутся (видимо-невидимо просто), но не особенно-то их и разглядишь, очень уж накурено, и там все, кто хочет покушать, помаленьку выпивают, пока совсем не напьются.

Вот и с Валентином Семеновичем получилась как раз такая история. Он взял себе бутерброд с серым мясом, салатик «Свежесть», графинчик и какое-то разливное.

И сел.

Он был курящий человек и пьющий, но давно не курил и не пил, из-за холестериновых отложений, и его жена Галина Борисовна (длинная женщина с характером) третий год выращивала из Валентина Семеновича «человека». Галина Борисовна выращивала из Валентина Семеновича человека посредством рулетиков из вареных капустных листов, начиненных пюре из морковки, тыквенных заготовок и прочих умопомрачительных рецептов из поваренной книги «Зеленый Сыроед».

Валентин Семенович ел, худел, здоровел, зеленел, на нем выпадали волосы, и он выезжал с женой зимой на лыжные воскресные прогулки в парк Лосиноостровский.

Так Валентин Семенович оздоравливался, и это, вероятно, шло ему очень на пользу, хотя время от времени (впрочем, очень несмело) Валентину Семеновичу приходили мысли как-нибудь, случайно, отравиться мясом или задушить жену.

Можно было бы, конечно, развестись с ней, но об этом Валентину Семеновичу было даже страшно подумать. (В некоторых семейных ситуациях проще задушить жену, чем развестись с ней.)

И так было плохо дело.

Однако закусочная «Уют» служила Валентину Семеновичу временным пристанищем, маяком в зеленых волнах семейного счастья, пристанью и передышкой.

Обыкновенно Валентин Семенович садился в «Уюте» один-одинешенек, где-нибудь сзади с краюшку, ел свое серое мясо и очень круто солил его (если солонка не поддавалась солению, он даже решался встать и попросить заменить).

И наслаждался свободой своего выбора.

Конечно, перед первой ступенькой в «Уют», Валентин Семенович часто разворачивался и возвращался обратно под землю, к табачному киоску, где брал пачку красной мягкой «Явы» и дешёвую зажигалку.

Иногда он брал еще себе под козырьком «Роспечати» скандворд.

Потом он садился в своем сумеречном уголке…

И наслаждался.