Светские манеры

Альва маленькими шажками пробиралась по коридору. Выставив перед собой руки, наощупь продвигалась в темноте. Все равно что с завязанными глазами. Один раз она уже слишком резко свернула, – когда выходила из гардеробной, – и носком врезалась в ограничитель двери. Сейчас она ждала, что вот-вот нащупает скругленные резные перила, но они как будто прятались от нее. Она прошла еще немного, и наконец пальцы коснулись поручней. Медленно, осторожно, ступенька за ступенькой, она стала спускаться по лестнице. В доме отовсюду доносилось копошение слуг, натыкавшихся в темноте на предметы мебели.

– Вилли? – окликнула она, сойдя с лестницы.

– Мы здесь, в игровой комнате.

Альва пошла на голос мужа, который привел ее туда, где Вилли коротал вечер с детьми. В комнату сочился тусклый лунный свет, в котором едва заметно вырисовывались четыре силуэта, сидевших почти вплотную друг к другу. Вилли рассказывал детям историю о привидениях, и, когда он издал громкое у-у, восьмилетний Гарольд пронзительно вскрикнул и расплакался.

– Вилли, ну вот что ты делаешь! – Лица Гарольда Альва разглядеть не могла, но этот вскрик был ей хорошо знаком. Она ясно представляла, как у сына дрожит нижняя губа, а глаза зажмурены.

– Я? – возмутился Вилли. – Это по твоей милости мы все сидим в темноте.

– От твоих историй им кошмары будут сниться, – отругала мужа Альва, сажая Гарольда к себе на колени.

– Тогда зажги лампу. Или хотя бы свечу.

– Нет.

– Но это же глупо. Хотя бы одну лампу. Одну свечу.

– Вилли Кей, – Альва заскрежетала зубами, – только попробуй взять лампу – видит Бог, пальцы тебе переломаю.

Было одиннадцать часов вечера. В особняке миссис Астор, расположенном в нескольких кварталах южнее, уже начался бал. Еще до наступления сумерек, в четыре часа дня, Альва велела погасить в доме все огни. Все до одного.

– Бред полнейший, – негодовал Вилли.

Альва так не считала. Увидев, что ее нет в списке «четырехсот», она сообщила всем знакомым, что они с Вилли вынуждены уехать в Мобил по срочному делу. Их поезд отправляется в пять часов вечера, иначе они непременно присутствовали бы на балу миссис Астор.

– Да все и так знают, что нас не пригласили, – указал Вилли.

– В этом списке полно пробелов и неточностей. – В списке, что Уорд представил «Нью-Йорк таймс» несколько фамилий значились по ошибке. Мистер Стэнли Данн год назад скончался от сердечного приступа, мистер Герберт Франклин тоже умер, а Марджори Бландт указали дважды – под ее девичьей фамилией и еще раз под фамилией мужа. – Всем известно, что список не выверенный. Многие могут подумать, что наши фамилии просто пропустили.

– Глупости. А наши слуги тоже, что ли, уехали из города? – резонно заметил Вилли. – Раз они в доме, значит, и свет кое-где должен гореть.

– Мы отпустили их на вечер, – огрызнулась Альва.

– А как ты объяснишь свое появление завтра в городе?

Ну да, умеешь ты меня разозлить!

– Мы скажем, что вернулись раньше, – отвечала Альва, понимая, что до вечера не сможет носа показать на улице. – Все, хватит об этом, Больше ни слова не желаю слышать.

– Никогда я тебя не пойму, Альва.

– А я никогда не пойму, почему ты не понимаешь, что я уж лучше в темноте просижу весь вечер, нежели позволю миссис Астор меня унизить. В очередной раз.

Глава 43

Альва

Альва подняла меховой воротник пальто и глубже спрятала руки в муфту. Некоторое время назад шел снег, но теперь небо прояснилось, и солнце отражалось от белого одеяла, укрывшего город, и деревьев, стоявших в снежном одеянии. Она только что вышла из конторы Ханта, расположенной в Гринвич-виллидж: вместе с архитектором они обсуждали последние чертежи нового коттеджа в Ньюпорте. Проходя мимо парка Вашингтон-сквер, она увидела у Триумфальной арки толпу, состоявшую в основном из женщин – молодых и старых, белых и чернокожих. Некоторые – морщинистые, с огрубелыми руками – кутались в платки. Другие были одеты, как Альва – в дорогие модные меха и широкополые шляпы. Альва заметила горстку мужчин, но это были, главным образом, полицейские. Строевой оркестр, расположившись за сугробами, принялся в бодром темпе исполнять гимн «Аллилуйя». На некоторых женщинах, стоявших с плакатами «Избирательные права – женщинам», Альва заметила символические ленты, накинутые поверх пальто.

Перед толпой выступала какая-то женщина, миниатюрная, но, как ни странно, с зычным голосом. Альва мерзла на холоде и не планировала останавливаться, пока до ее слуха не донеслось: