- Я тоже не знаю, для чего нужны Катализатор и Горн, - продолжила Джена. – Все это может быть лишь приманкой «Цербера» или даже Жнецов, призванной потратить наше время и дать нам ложную надежду, чтобы мы оказали достойное сопротивление. Я не знаю. Может быть, они вообще не работают. Именно это сказала мне Лиара в самом начале: возможно, мы доживаем свои последние дни и тратим их на что-то, что кажется слишком замечательным, чтобы являться настоящим. Что ж… может, так оно и есть?
Я слушал ее тихий искренний голос, смотрел на нее и знал, что ничего не смогу сказать, чтобы развеять ее сомнения. Я тяжело сглотнул.
- Знаешь, - произнесла Джена печально, - порой я думаю, что нас не обвиняют в отсутствии хоть какого-то продуманного плана только по той причине, что пока строится Горн, у нас есть надежда. Пока люди верят, что Альянс и «Нормандия» точно знают, что делают, они продолжают сражаться. Никому не хочется указывать на очевидное… Потому что если Горн не сработает, то мы… обречены, - она пожала плечами, а ее голос теперь звучал безжизненным и незаинтересованным. – Все будет кончено. И мне кажется, что мы существуем только для того, чтобы давать надежду другим.
«А кто даст надежду тебе? – подумал я. – Все ищут у тебя поддержки, но к кому можешь обратиться за помощью ты?»
Конечно же, мне хотелось, чтобы эта роль принадлежала мне. Я всегда говорил себе, что справлюсь с этим – я буду рядом, когда понадоблюсь ей, я буду ее тихой гаванью, и я сумею заверить ее в том, что будущее стоит того, чтобы за него бороться. Но теперь я знал, что это неправда: как и все остальные, я черпал силу в ней, и мне нечего было дать взамен.
- И ты не считаешь, что это достойное занятие? – спросил я, ухватившись за единственное светлое пятно, которое смог разыскать. – Давать людям надежду.
- Нет, если она необоснованна, то есть… - Джена снова отвернулась от меня, как будто ей невыносимо было находиться рядом, как будто она не заслуживала утешения. Когда же она заговорила вновь, ее голос звучал медленно, осторожно и абсолютно честно: - Я знаю, что не должна говорить этого, даже думать об этом, но… что, если я ошиблась, разорвав связь с Призраком?
Я нахмурился, пораженный ее словами – я никак не ожидал, что она когда-либо скажет это. Мне приходилось слышать, как она кричит на него, я был уверен, что она ненавидит все, что он олицетворял, но ее слова о том, что он в чем-то мог быть прав, заставили меня внутренне ощетиниться.
- Что? – переспросил я, подходя ближе, чтобы иметь возможность смотреть ей в лицо, потому что Джена стояла, опустив голову, будто от стыда.
Она снова пожала плечами, и я заметил, что красные шрамы, покрывавшие ее предплечья, из-за горячей воды выделялись гораздо сильнее.
- Просто подумай над этим. Может быть… может быть, проявив упрямство, я подписала нам всем смертный приговор. Может быть, у меня получилось бы переманить его на нашу сторону, и он помог бы нам. Или… - ее голос стих, и она вдруг замерла на месте, словно парализованная неожиданной пугающей идеей, - или мне следовало слушать его с самого начала. Он умнее меня, я знаю это, так что… возможно, он всегда знал, что нужно делать. А я – нет.
Джена посмотрела на меня, взглядом призывая начать доказывать, что это все глупости, что все в мире можно поделить на черное и белое, и что хорошие парни всегда правы и великодушны и в конце их обязательно ожидает победа, что я всегда был прав насчет «Цербера». Я не мог сделать этого. Даже офицер Альянса во мне – такой самоуверенный и честный – не мог посмотреть ей в глаза и заявить, что она абсолютно заблуждается.
- Если бы это не было настолько ужасно, - серьезно заметила Джена, - я бы от души посмеялась. Вся эта ситуация, когда все верят в «коммандера Шепард» и «Нормандию», даже несмотря на то, что я иду практически вслепую. Почему все решили, что я должна стоять во главе всей гребаной армии?
То, что она сказала, никогда не могло покинуть этих стен, потому что эти слова обладали силой уничтожить как этот корабль, так и весь Альянс. В груди у меня что-то болезненно сжалось.
Что, если мы ошибаемся?
Эта мысль не в первый раз пришла мне в голову, но только сейчас я позволил ей задержаться, окрепнуть до такой степени, чтобы начать рассматривать ее как реальную возможность. По спине пробежал холодок.
- Они назначили ответственной тебя, - сказал я, стараясь унять неожиданно стиснувший горло страх, - потому что прежде ты всегда оказывалась права. Каждый раз. Твои инстинкты никогда тебя не подводили – ни по поводу Сарена, ни по поводу Жнецов, никогда.
- Но все когда-нибудь случается в первый раз, не правда ли? – возразила она. – Рано или поздно я ошибусь или же, опьяненная собственным успехом, брошусь в какую-нибудь авантюру.
Вдруг ко мне пришла блестящая идея.
- Имеешь в виду, как на первой «Нормандии»? Когда мы нарушили все правила, какие только смогли, украли корабль и спасли галактику, действуя лишь на основании твоего предчувствия?