Священная тайна Церкви

В своем письме Булатович вновь просит назначить комиссию из нескольких авторитетных богословов, которые бы разобрали как Послание Синода от 18 мая 1913 года, так и имяславские исповедания [1903]. Ответа на это письмо не последовало. Спустя два года, — уже после того, как в стране пришли к власти большевики, — Булатович писал:«Не внял Государь благому духовному совету и духовному предупреждению. Не возымел мужества пойти в этом деле вразрез с верховными синодалами<…>и ограничился лишь несколькими слабыми полумерами». Именно за это, как считает Булатович, Россию и постигла революция, которую он воспринял как кару Божию:«В России, распявшей Имя Его, — камня на камне ныне не остается. Закрыты клеветавшие против нас и хулившие Имя Господне издания, и даже типографии их отняты!.. Но и еще»рука Его простерта»" [1904].

Слова Булатовича в адрес Николая II несправедливы: на самом деле, начиная с января 1914 года, и Император Николай Александрович, и Императрица Александра Федоровна являют себя вполне последовательными защитниками изгнанных с Афона иноков и призывают отнюдь не к»полумерам» [1905]. Булатович знал о приеме Государем трех афонских иноков в январе 1914 года и о его общем сочувствии имя–славцам, однако не мог знать всей правды о взаимоотношениях между Государем и Синодом. Именно Синод ограничивался»полумерами», тогда как Государь призывал к полному восстановлению справедливости в отношении имяславцев, что отразилось и в его записке на имя Саблера от 15 апреля 1914 года, и в его резолюции на прошении группы имяславцев во главе с архимандритом Давидом от марта 1916 года. Обер–прокуроры В. К. Саблер, А. Д. Волжин и Н. П. Раев, являвшиеся связующим звеном между Государем и Синодом, стремились положить конец делу имяславцев, и лишь упорство членов Синода им в этом препятствовало.

Впоследствии, уже после революции 1917 года, много будет сказано о вмешательстве Царя как высшего представителя государственной власти в дела Церкви в предреволюционный период, и дело имяславцев будет представлено как яркий пример такого вмешательства: эта идея является, в частности, лейтмотивом неоднократно цитированной в настоящей главе работы епископа Василия (Зеленцова). Исследователи, придерживающиеся подобных взглядов, забывают, однако, о том, что в течение всего синодального периода, начиная с реформ Петра I, именно Царь юридически и фактически возглавлял Российскую Православную Церковь, будучи»верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры и блюстителем правоверия и всякого в Церкви святой благочиния» [1906], тогда как Синод учреждался Царем и находился у него в подчинении. Речь, следовательно, не может идти о»вмешательстве»государства в дела Церкви: давая через своего уполномоченного — обер–прокурора — рекомендации Синоду, Царь лишь исполнял то, что считал своим долгом как христианского Государя [1907].

Что же касается самого Синода, то он в течение 1915–1916 годов продолжает сохранять в целом негативное отношение к имяславцам. В то же время Синод де факто признает правомочными действия митрополита Макария, разрешившего многих имяславцев в священно служении и восстановившего их в монашеском звании. Об этом свидетельствует Определение Синода от 10 марта 1916 года за № 2670, явившееся ответом на ходатайство группы афонских иноков во главе с архимандритом Давидом об официальной публикации в»Церковных ведомостях»данного имяславцам в 1914 году разрешения причащаться Святых Христовых Тайн. Авторы ходатайства, поступившего в Синод с собственноручной резолюцией Императора»Следует удовлетворить» [1908], указывали, в частности, что, тогда как афонские иноки имеют возможность причащаться и совершать священнослужение в Московской и Киевской епархиях, а также в армии и военных лазаретах, епископы прочих епархий продолжают не допускать иноков к причастию и даже лишают их христианского погребения  [1909]. Святейший Синод в своем Определении постановил»уведомить Преосвященных, что афонские иноки, не принятые еще в общение с Церковью, могут быть принимаемы в таковое общение по надлежащем испытании их в верованиях и по засвидетельствовании ими о своей преданности Православной Церкви, точном следовании ее догматам и учению, отречении от имябожни–ческого лжеучения и послушании богоустановленной иерархии, с целованием Святого Креста и Евангелия, без требования от них какого-либо письменного акта и засим, как принятые в общение с Церковью, они подлежат допущению к Святому Причастию и погребению по правилам Православной Церкви, о чем, для исполнения настоящего Определения, напечатать в»Церковных ведомостях»" [1910]. Определение, однако, по указанию обер–прокурора А. Волжина, не было опубликовано в силу содержащегося в нем упоминания об»отречении от лжеучения».