Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара

На тенистой аллее уже растянули символ борьбы и победы — 300-метровую георгиевскую ленту. Края ленты держат волонтеры и обычные заводские мужики. Цветник возле мемориала уже восстановили. В пока не кошенной густой газонной траве-мураве белеет табличка на палке — это городская могила с почти стертой надписью, сохранился лишь адрес погибшего мариупольца. Он жил в соседнем доме, через дорогу. Пытаюсь совместить в видоискателе эту могилу с монументом «Жертвам фашизма», и у меня не получается. Но в сознании одно ложится на другое четко. Эта могила — осязаемый знак или свидетельство.

Рядом с могилой на лавочке четыре мариупольские бабушки говорят о русском языке. Прислушиваюсь, начинаю снимать. Бабушка с края лавочки, увидев камеру, демонстративно отворачивается, встает и уходит. Я подключаюсь к разговору, и мне, немного назидательно, объясняют:

— Что тут обсуждать, Мариуполь и весь Донбасс — русскоязычные, значит, на русском и будем говорить. У моего внука в школе был только английский и украинский, а русский — час в неделю. А украинский ему чужой, и получалось, что ребенок учил сразу два иностранных языка, а родной не учил!

«Бессмертного полка» в Мариуполе, конечно, не было в этот день. Даже теоретически невозможно придумать, где в этом городе сейчас можно распечатать портрет родственников-ветеранов.

Людмила Стрелецкая просто пришла с книгой — на одном развороте ее отец и его брат. Судьба их развела на войне, лежали в одном госпитале, но так и не встретились, а на брата потом пришло извещение — «пропал без вести». Спрашиваю Людмилу:

— Что для вас сегодняшний день?

— Счастье!

Я всматриваюсь в книгу, пытаясь осмыслить название «Книга памяти Украины», но у меня не получается это сделать. Книга — украинское переиздание советской, у меня есть такая, называлась она «Кто был кто в Великой Отечественной войне». Но на Украине, уже много лет как, для этой войны придумали другое название: «Немецко-советская война».

Глава ДНР Денис Пушилин зажигает Вечный огонь от лампадки, привезенной из Сталинграда, и в этом тоже есть глубокий смысл, который не нужно объяснять никому.

Вечный огонь не горел несколько месяцев, газ не до конца заполнил трубу, и ярко-оранжевое пламя вдруг громко хлопает на ветру. Женщина с цветами, стоящая рядом со мной, ощутимо вздрагивает от резкого звука и непроизвольно толкает меня локтем в бок. Я говорю ей:

— Не извиняйтесь. С праздником!

«МЫ. ДОМА. В РОССИИ»

Георгиевская лента приходит в движение, со всех сторон к ней стекаются люди — подержать, прикоснуться.

Забегаю в голову колонны с лентой и спрашиваю главу ДНР о самом наболевшем, самом важном вопросе с тех пор, как закончились боевые действия:

— Мариупольцы не верят, что будут восстанавливать город, постоянно спрашивают об этом. Будут?

— Будем восстанавливать, обязательно будем, сделаем краше, чем было. Уже составляем сметы, перечни материалов, необходимых для восстановления, по микрорайонам города, назначаем ответственных.

Я знаю, что в ближайшие дни в город уже начнут подавать воду — насосную станцию отремонтировали. Видел список кварталов, где тоже в ближайшие дни появится электричество. В этом нет сомнений, и, как сказал один мариупольский батюшка, «спасибо, Господь, что послал нам эти испытания в лето, а не в зиму!». Это единственное, чем можно утешиться в этой трагической истории.

Ко мне подходит моя давняя мариупольская читательница Светлана. Спрашивает: «Дмитрий, а правда, что мы станем Ростовской областью?» Я даже не знаю, что ответить, говорю: мол, сначала нужно освободить территорию ДНР, провести референдум и присоединиться к России, ну а потом… И тут с удивлением узнаю, что Светлана была одним из организаторов референдума в 2014 году.

— Мы выставили десяток столиков для голосования, но людей были тысячи. Вынесли еще столько же, опять мало. Очередь была с километр. И люди камер тогда не боялись, так и говорили: «Нам нужно, чтобы все видели — мы хотим домой, обратно в Россию».

Потом настали черные времена. Светлана говорит, что ее счастье, не вела она тогда социальных сетей. Смеется:

— У меня у подъезда постоянно стояла машина СБУ, соседи называли ее «пост № 1». Пряталась, телефон не брала полгода. Потом все затихло, но опять начались проблемы в 2018 году, тогда я и попала на «Миротворец» (объявленная вне закона и в ЕС, и в России украинская база «сепаров» и «предателей»).

— Бои за город как пережили?

— В подвале, от дома осталось несколько квартир в двух подъездах. Помню, было действительно страшно, когда около трех ночи к нам в подвал зашли «азовцы». Мы с подругой сидели возле маленькой лампадки, остальные спали. Дверь открыли прикладом… ты знаешь, я мову вспомнила!

— Не тронули? Что хотели?

— «Азовец» спросил, с таким западным акцентом, все ли у нас «добро». И сказал, чтобы мы не боялись, они нас защищают. А я же видела, как они защищают, у меня под окнами остановился украинский танк и стал стрелять в девятиэтажку. Вот знаешь, как в «тетрис» играл, окно за окном, по диагонали. Пока дом не загорелся и не сгорел полностью.