Священная земля

Менедем, привыкший на Родосе к маленьким речушкам, пересыхавшим летом, изумленно разглядывал реку. Соклей улыбнулся:

— Если эта кажется тебе таким чудом, что ты скажешь о Ниле, если мы когда-нибудь отправимся в Александрию?

— Не имею представления, дорогой мой. Но уверен, Нил не грохочет так, впадая во Внутреннее море.

— Ты прав, — согласился Соклей. — Водопады на Ниле в тысячах стадий выше по течению. Геродот говорит о них.

— Такое чувство, что Геродот говорит обо всем.

— Он был любопытен, объехал весь известный мир, чтобы узнать, что на самом деле происходило и как, и, самое главное, почему. Если бы не он, возможно, сейчас не существовало бы такого понятия, как "история".

— И кому от этого стало бы хуже? — пробормотал Менедем. Это ужаснуло Соклея не меньше, чем Телеф напугал моряков Птолемея. Менедем на это и рассчитывал.

Но Соклей кисло улыбнулся:

— Пытаешься опять меня поддеть. Но прости, о наилучший, я не в настроении.

— Нет? — Менедем ткнул брата пальцем под ребро. Соклей вскрикнул и попытался его укусить. Менедем спешно отдернул руку, и оба рассмеялись.

— Похоже, ты ешь маловато опсона, если я показался тебе вкусным. Ты должен лучше питаться.

— Если бы я хотел хорошо питаться, не уходил бы в море. Черствый хлеб, сыр, оливки, вяленая рыба… мало радости для опсофага. В портовых тавернах еда не лучше. С акатоса не поймаешь много рыбы, да и приготовить её как-то по-особому точно не получится.

— Нет ничего плохого в том, чтобы просто её пожарить, — возразил Менедем. — Эти новомодные повара, обляпывающие все подряд сыром, не так умны, как им кажется.

— Только не говори такого Сикону, — предупредил Соклей. — Он тебя за ухо из кухни выволочет.

— Нет-нет, — тряхнул головой Менедем. — Сикон хороший повар, но это не значит, что он склонен к вычурности. Он говорит, иногда повара используют эти сложные, острые соусы чтобы скрыть плохо приготовленную рыбу.

— Я бы не хотел спорить с ним.

— И я, клянусь Зевсом! Никто в здравом уме не захочет ссориться с Сиконом. Он из тех рабов, что живут в доме целую вечность и считают его своим. Отчасти, отсюда его трения с Бавкидой.

— Она хочет контролировать каждый обол?

— Отчасти. И отчасти, как вторая жена моего отца, она считает, что ей не оказывают должного уважения, — рассмеялся Менедем. В таком отстраненном ключе он вполне мог говорить, да и думать, о Бавкиде. — И, уж конечно, Сикон не выказывает никому уважения больше необходимого, а этого явно недостаточно. Поэтому они и грызутся все время.

— Что говорит твой отец?

— Как можно меньше. Он не хочет злить Бавкиду, но и Сикона сердить тоже не желает. — Менедем закатил глаза: — Будь он так же кроток со мной, как с ними, мы бы ладили куда лучше.

— Если он не прекращает их грызню, может, стоит сделать это тебе? — спросил Соклей.

— Может, стоило, если бы я не уходил на полгода в море. К тому же я не хочу влезать в их ссоры. Сикон просто сокровище, не хочу злить его. И мачеху, — он хихикнул от абсурдности слова, — расстраивать тоже не желаю. Иначе отец станет изводить меня ещё сильнее.

Если он сделает с Бавкидой то, что хочет, "изводить" будет слишком мягким словом для того, что с ним сотворит отец. До сих пор в данном редком случае его воля управляла желаниями. Так и должно быть у мужчины. Одно дело иметь безрассудные желания, и совсем другое — удовлетворять их. В "Илиаде" и Агамемнон, и Ахиллес поставили свои желания выше интересов Ахеи, и оба пострадали от этого.

— Ты говоришь разумно, — сказал Соклей. — Разумнее, чем обычно, откровенно говоря, — он пощупал Менедему лоб: — Ты хорошо себя чувствуешь, дорогой мой?

— Прекрасно чувствовал, пока ты не начал приставать ко мне, — Менедем стряхнул руку брата, и тот рассмеялся.

— Вот теперь ты больше похож на себя. Можешь ответить на вопрос?

— Смотря на какой, — сказал Менедем. Уже не раз Соклей спрашивал, почему он тише и мрачнее обычного, и он давал уклончивые ответы, поскольку не собирался никому поверять свои мысли о второй жене отца.

Но сейчас Соклея интересовало не это:

— Откуда ты собираешься плыть на Кипр?

— А, — просиял Менедем. Абсолютно справедливый вопрос, и он сам не раз думал об этом. — Я хотел бы пройти подальше на восток, прежде чем повернуть корабль к югу и пересечь Внутреннее море. Самое короткое расстояние между материком и островом, полагаю, около четырехсот стадий.

— Да, верно, — согласился Соклей. — Меня смущает только то, что все южное побережье Анатолии, Ликии, Памфилии, Киликии просто кишит пиратами. Я хотел узнать, взвесил ли ты риски более продолжительного плавания в открытом море против опасности нападения, пока мы движемся на восток.

— Это не так просто, — протянул Менедем. — В открытом море полно опасностей, которых нельзя избежать. Поэтому все стараются держаться вблизи суши, если не идут туда, где ветер будет попутным, как, например, в Александрию с Кипра. С пиратами все иначе. Они могут вообще нас не побеспокоить, и тогда не будет никакого риска в пути на восток.