Священная земля

Даже самые незначительные, самые бедные полисы имели перед домами гермы — столбы со скульптурами Гермеса, на удачу. Это могли быть и образы прочих богов, и персонажи легенд или мифов, а в наши дни — и выдающиеся горожане. Точно так было и в Сидоне. Статуи в другом стиле, в память иных богов и других легенд, но всё-таки, они были. А вот в Иудее…

Подумав, Соклей сказал:

— Мне кажется, мы не видели ни единой статуи с тех пор, как вошли в эти земли. Может кто из вас, парни, заметил хотя бы одну?

После краткого размышления все три моряка покачали головами. Москхион заметил:

— Удивляюсь я, почему. Как по мне, это очень странно. Правда, как по мне, в этой грязной земле всё очень странно.

Москхион удивлялся, но не давал своему любопытству вырваться на свободу. А Соклей своему дал волю. Когда на улице к ним приблизился пухлый иудей зажиточного вида, он обратился к нему на арамейском:

— Прости меня, господин, но не может ли твой скромный раб задать вопрос, не вызывая обиды?

— Ты чужак. Твоё присутствие здесь оскорбительно. Я не желаю с тобой говорить, — ответил ему иудей и поспешил прочь.

— Тогда пусть тебя вороны заберут, приятель, — пробормотал Соклей, и они с моряками поспешили к гостинице. Через пару кварталов он спросил у другого прохожего, может ли он спросить.

Этот тип тоже смотрел на Соклея так, словно в Иерусалиме ему не рады, но ответил:

— Спрашивай. Если мне не понравится твой вопрос, я тебе не отвечу.

— Вполне приемлемо, господин, — ответил Соклей. Пытаясь объяснить, что хотел узнать, он обнаружил, что не знает, как по-арамейски "статуя". Поэтому пришлось прибегнуть к описанию.

Спустя некоторое время иудей произнёс:

— А, ты имеешь в виду каменных изображения.

— Благодарю, — ответил Соклей. — Почему в Иерусалиме нет каменных изображений? И во всей Иудее?

— Потому, что наш бог повелел нам не делать их, вот почему, — сказал иудей.

Я мог бы и догадаться, — подумал Соклей. Но он спросил ещё не обо всём, что хотел узнать. И потому задал ещё вопрос: — А почему ваш бог приказал вам не делать каменные изображения? И повторюсь, господин — я не хочу нанести оскорбления.

— Наш бог создал человечество по своему образу, — сказал иудей. Соклей склонил голову, потом вспомнил и закивал. Эллины тоже в это верят. Иудей продолжал: — Нам запрещено делать каменные изображения нашего бога, ну а как же мы можем изображать в них себя, если мы созданы по его образу?

Рассуждения иудея были столь же логичны, как и у любого философа-эллина, однако, исходное допущение показалось Соклею абсурдным. Несмотря на это, родосец поблагодарил. Иудей кивнул и продолжил свой путь. Соклей почесал в затылке. Этот иудей показал ему изъян в логике, о котором он и не думал — если исходное допущение ошибочно, то и всё, выстроенное на нём, может оказаться никчёмным.

Хорошо, что мы, эллины, не используем такие нелепые допущения. Не то могли бы наделать ошибок в рассуждениях и даже не замечать этого, — размышлял Соклей. Ещё полквартала он проехал довольный собой от того, что нашел пробел в логике варваров. Потом, внезапно, счастья поубавилось. Возможно, некоторые наши постулаты ошибочны. Откуда нам знать? И, может быть, наша логика не лучше иудейской.

Некоторое время он размышлял об этом и не находил удовлетворительного ответа. Размышлял бы и дальше, если бы Телеф не спросил:

— Далеко ещё до этой жалкой гостиницы? Я иду уже, кажется, целую вечность, моим ногам нужен хоть небольшой отдых.

— Сейчас спрошу, — со вздохом сказал Соклей.

Такие практические вопросы он даже в Греции не любил задавать незнакомцам. Исторические или философские обсуждения — другое дело, там его любознательность преобладала над всем остальным. Но вот нечто такое обыденное, как направление… Без этого Соклей предпочёл бы обойтись.

Однако, здесь точно, не получится. Сделав глубокий вдох, он окликнул ещё одного иудея.

— Я глубоко извиняюсь, мой господин, но не мог бы ты направить своего слугу к гостинице Итрана, сына Акбора?

Иудей указал. Затем последовал поток слов, такой быстрый, что Соклей не мог разобрать.

— Помедленнее! Помедленнее! — воскликнул он.

Ещё жесты. Опять тот же быстрый горловой арамейский. Соклей воздел руки в воздух. Этот жест дошёл до иудея лучше всяких слов. В третий раз он заговорил действительно медленнее, так что Соклей смог понять большую часть.

— Четыре квартала прямо, два направо, потом ещё один прямо? Верно? — переспросил Соклей.

— Да, конечно. Что по-твоему я сказал? — спросил иудей.

— Честно говоря, я был не уверен, — признался Соклей. Он дал незнакомцу одну из крошечных местных серебряных монет. Тот положил её в рот, как мог бы сделать и эллин. Монетка такая маленькая, что Соклей подумал — он может её проглотить, и сам того не заметит.

Гостиница Итрана оказалась шумной, большой и ветхой. Когда в неё вошли Соклей и его моряки, хозяин как раз замазывал трещину в грязной кирпичной стене чем-то, что походило на смесь глины и коровьего навоза и точно так же воняло. Трактирщик вытер руку о своё одеяние, но всё-таки передумал пожимать Соклею руку. Вместо этого, он поклонился и произнёс: