Священное опьянение. Языческие таинства Хмеля

Вот и значительно более поздние свидетельства: «По окончании погребения присутствующие располагаются около могилы умершего и в честь его начинается общее угощение, делают наверху могилы ямку, кладут в нее куски хлеба, мяса, льют вино и брагу» (Минх, 1890, с. 135).

«Вино или пиво, причем в изрядном количестве, было принадлежностью собраний возле покойника у карпатских горцев. Хмельные напитки составляли характерный элемент хорватских собраний. Рудименты обычая прослеживаются у украинцев, кашубов (угощение водкой на вечерних собраниях в доме покойника), а также у венгров и других европейских народов (пиршество с играми перед похоронами)» (Велецкая, 1983).

Употребляли меды, как мы уже знаем, и в праздники – вспомните князя Владимира и его пиры.

Обсуждая вопрос об употреблении хмельного как ритуальной составляющей праздничного действа нельзя, конечно же, не вспомнить и ставшие уже классикой тексты.

«…Когда жрец, по указанию гаданий, объявляет празднества в честь богов, собираются мужи и женщины с детьми и приносят богам своим жертвы волами и овцами, а многие и людьми – христианами, кровь которых, как уверяют они, доставляет особенное наслаждение их богам. После умерщвления жертвенного животного жрец отведывает его крови, чтобы стать более ревностным в получении божественных прорицаний. Ибо боги, как многие полагают, легче вызываются посредством крови. Совершив, согласно обычаю, жертвоприношения, народ предается пиршествам и веселью. Есть у славян удивительное заблуждение. А именно: во время пиров и возлияний они пускают вкруговую жертвенную чашу, произнося при этом, не скажу благословения, а скорее заклинания от имени богов…» [Выделено нами. – Авт.] (Гельмолд, Славянская хроника, 52).

В известном тексте «Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере», который существует аж в восемнадцати (!) списках[36], говорится: «I огневе Сварожичу молятся, i чесновитокъ – богомъ, же его творятъ – егда оу кого будетъ пир, тогда же кладутъ в ведра i иъ чаши, и пьютъ о iдолехъ своiхъ, веселяшись не хужьши суть еретиковъ»[37] (цит по: Гальковский, 1913, с. 36–48; также см. Аничков, 1914, с. 369–379).

Герберштейн изрядно позднее, нежели автор «Слова…», напишет: «Именитые либо богатые мужи чтут праздничные дни тем, что по окончании богослужения устрояют пиршества и пьянства и облекаются в более нарядное одеяние, а простой народ, слуги и рабы по большей части работают, говоря, что праздничать и воздерживаться от работы – дело господское. Граждане и ремесленники присутствуют на богослужении, по окончании которого возвращаются к работе, считая, что заняться работой более богоугодно, чем растрачивать достаток и время на питье, игру и тому подобные дела. Человеку простого звания воспрещены напитки: пиво и мед, но все же им позволено пить в некоторые особо торжественные дни, как, например, Рождество Господне, Масленица, праздник Пасхи, Пятидесятница и некоторые другие, в которые они воздерживаются от работы…» (Герберштейн, 1988).

Тем не менее, несмотря на большое число свидетельств знакомства с опьяняющми напитками и их несомненную сакральную ценность, целостное предание о волшебном напитке как таковом у славян не сохранилось. Собственно, считается утраченным в целостном виде и его общеиндоевропейский источник. Однако можно провесть весьма широкий ряд параллелей с мифами и обычаями родственных культур, которые побуждают нас считать, что нечто подобное должно было быть. Просто в силу великого множества исторических обстоятельств никому и в голову не пришло сохранить его, как не сохранено в целом виде огромное количество собственно древнейших славянских мифов. Если бы дело обстояло иначе, не было бы необходимости в мучительных поисках специалистов по мифологии, которым по крупицам приходится вылавливать древнейшие представления, изыскивать методы их реконструкции и порою вести споры о том, а была ли у славян «высшая мифология вообще» или ее придумали где-нибудь в послепетровские времена. Не имели бы мы также и ревнителей «трезвости народной», готовых лечь на плаху за свое невесть на чем основанное убеждение, будто славяне не пили ничего крепче компота или, на худой конец, сыты (разведенного водой меда)[38], а равно тех, кто склонен обвинять язычников в повальном пьянстве, а равно блуде, разврате и прочих прелестях. Но вернемся к теме.