Священные речи. Похвала Риму

54. Кроме того, им было невыгодно иметь ни сильных подданных, ни слабых: сильных — из-за возможного предательства, слабых — из-за угрозы внешней войны, когда бывает нужна помощь союзников. А с союзниками афиняне вели себя как игроки, которые двигают шашки то вперед, то назад и не знают, на что решиться. Как будто желая и не желая иметь союзников, афиняне распоряжались ими второпях, сами не зная как.

55. Доходило до смешного и нелепого: против отложившихся союзников они гнали в поход еще не отложившихся, но уже собирающихся, так что те как будто шли против самих себя. Они безрассудно вели против восставших тех, кто был душой с восставшими и кому было невыгодно помогать афинянам, вместо того чтобы помогать против афинян.

56. Так что и здесь они добились противоположного тому, чего хотели и к чему стремились: желая усмирить мятежников, они и верных подтолкнули к мятежу, так как ясно показали, что если те останутся с ними, то придется воевать против своих, если же восстанут все вместе, то наверняка освободятся, потому что у афинян не останется никого, чтобы их подавить. Итак, афиняне сами вредили себе больше, чем их ненадежные союзники, так как те покидали их поодиночке, а они своими действиями толкали их к общему мятежу.

57. Таким образом, в те времена еще не было порядка управления, и афиняне, не зная его, не могли его соблюдать. И, хотя границы и уделы афинян были необширными, тем не менее афиняне не смогли сохранить даже их по причине своей неопытности и слабости. Городами они не умели управлять по-доброму и не могли удерживать их силою, так что были сразу и гнетущими, и слабыми. Поэтому, в конце концов лишившись своего оперенья, как галка Эзопа,[269] они остались одни против всех.

58. И вот все, что ускользало, так сказать, от всех прежних поколений, ныне оставлено вам одним, чтобы вы его открыли и усовершенствовали. И это не удивительно. Ибо как во всех других областях сначала накапливается материал, а затем приходит искусство, так и здесь, когда явилась величайшая и сильнейшая держава, тогда, прилагаясь к ней, развилась и наука управления, и они укрепили одна другую. Огромная держава дала опыт в управлении, а искусство управлять законно и справедливо дало вырасти самой державе.

59. Но что больше всего заслуживает внимания и восхищения, так это вопрос о гражданстве и широта вашего взгляда на него, ибо нет на свете ничего подобного этому. Всех, кто есть в вашей державе, разделили вы на две половины, а держава ваша — это весь населенный мир; и одной ее половине вы даровали свое гражданство, более прекрасное, благородное и могущественное, чем любое родство, а оставшуюся половину сделали покорной и подвластной себе.

60. И ни морские, ни земные просторы не помеха для вашего гражданства, и между Азией и Европой в этом нет никакого различия,[270] ибо всё в вашей державе доступно всем. Ни один человек, достойный власти и доверия, не остается в стороне, но под властью единого наилучшего правителя и блюстителя утверждается общее равноправие на всей земле. Жители державы словно сбираются на единой площади, чтобы получить то, чего каждый из них заслуживает.

61. Как любой город имеет свои границы и земли, так и вот этот Город границами и землями своими имеет весь населенный мир и как будто предназначен быть общею столицею этого мира. Хочется сказать: все окрестные жители собираются на этом едином для всех Акрополе.

62. Силы Города никогда не истощаются, но как земная твердь все выносит, так и он приемлет людей всей земли. И как море приемлет реки, будучи общим для них всех, и не делается больше от их притока, словно это судьба его такая — не меняться, сколько бы ни прибывало воды, а вбирать все реки в свои заливы и скрывать в своей глубине, — так и этот Город не становится больше из-за прибывающих в него людей.

63. Раз уж я завел эту речь, я хочу добавить к сказанному еще несколько слов. Я сказал уже: вы великодушны и великодушно даруете гражданство. Вас восхваляют и вашим гражданством восхищаются не потому, что вы отказываете в нем остальным, а потому, что вы ищете ему достойное применение. Слово «римлянин» вы сделали именем не жителя города, а представителя некоего общего племени,[271] и это племя — не одно из многих, а объединяет все остальные, вместе взятые. Вы не делите людей на эллинов и варваров,[272] а то разделение людей, которое вы ввели, не столь смехотворно.[273] Даровав гражданство стольким людям, что их больше, чем все эллинское население, вы в свою очередь разделили мир на римлян и не-римлян — столь далеко вынесли вы это имя за пределы Города.