Священные речи. Похвала Риму

25. Александр прошел почти весь мир, опрокинул всех своих противников, одолел всевозможные невзгоды. Но не смог он ни укрепить державу, ни завершить труды, а умер в разгар своей деятельности. Так что всякий может сказать, что он больше всех побеждал, но меньше всех правил, что он славно бился за власть, но не получил от нее никаких плодов, достойных его мысли и искусства. Это как если бы кто-то, участвуя в Олимпийском состязании и победив своих соперников, внезапно умер бы в миг победы, прежде чем принял победный венок.

26. Ибо какие законы он установил? Или какие прочные уставы дал налогам, войску и флоту? Или какой порядок он наладил в делах, сам собою приносящий привычные плоды в урочную пору? Какой способ управления он избрал для подданных? Единственный труд и памятник, достойный его гения, — это город в Египте, носящий его имя:[233] основал он его для вас, чтобы вы владели самым большим городом после вашего. Так что власть персов он ниспроверг, но сам почти не властвовал.

27. Когда же он умер, то держава македонян тотчас распалась на множество частей, и своими действиями македоняне показали, что держава эта была им не по силам. Они не умели управлять даже собственной страной, а пришлось им покинуть свою землю, чтобы властвовать над чужими. Они были больше похожи на изгнанников, чем на властителей, и это казалось загадкою: македоняне правили не в Македонии, а кто где мог, в городах и странах своих они были похожи скорее на гарнизонных солдат, чем на правителей, и казались царями, лишенными отечества.[234] Не подвластные великому царю, но предоставленные сами себе, это были, так сказать, сатрапы без царя. Как сказать, на что это было больше похоже — на царскую власть или на разбой?

28. В наше время все державные границы расширились — не измерить даже расстояния между ними. Но кто начнет свое путешествие на запад с того места, где когда-то кончалась Персидская держава, для того оставшаяся часть нынешней державы оказывается гораздо больше, чем прежняя. Нет ничего, что осталось бы за ее пределами, — ни города, ни народа, ни озера, ни урочища, кроме разве тех, которые вы считаете непригодными для жизни. И Красное море,[235] и Нильские пороги, и Меотийское озеро,[236] которые прежде слыли краями земли, стали теперь вокруг Города, как ограда двора вокруг дома. Некоторые писатели не верили в Океан,[237] что он существует и обтекает землю, и говорили, будто это слово придумали поэты в своих стихах для развлечения слушателей. Но вы этот Океан исследовали так зорко, что ни один его остров от вас не ускользнул.

29. Но вся эта держава, столь огромная и обширная по своим размерам, гораздо больше поражает совершенством своего устройства, чем охватом своих земель. Ибо не управляют ею ни мисийцы,[238] ни саки,[239] ни писиды,[240] ни другие племена из срединных земель, вторгшись силой или восстав неодолимым мятежом. Не слывет она владением царя, но принадлежит всем, кто способен ею управлять. Ни наместники здесь не ведут войну друг с другом, словно нет над ними царя, ни города не разделяются, те — ратуя против этих, а эти — против тех, ни гарнизоны не посылаются в одни города, будучи изгнаны из других. Но весь населенный мир, звуча согласнее, чем хор, молится о том, чтобы эта держава жила во веки веков, — так хорошо ведет ее этот вот предводитель хора.[241]

30. Всеми повсюду эта песня ведется одинаково. Жители гор покорствуют вам смиреннее, чем жители долин; с другой стороны, в плодородных равнинах равно землепашествуют первообитатели и переселенцы;[242] нет разницы между материком и островом, но все, словно единая страна и единый народ, безмолвно вам повинуются.

31. Все приказания исполняются по одному вашему слову и знаку легче, чем бряцание струн, и если что нужно сделать, то достаточно только подумать, как все уже исполнено. Наместники, посылаемые городам и народам, правят своими подчиненными, но и сами между собой в равной степени находятся среди подчиненных. Можно сказать, что они отличаются от своих подчиненных лишь тем, что первыми показывают, как должны вести себя подчиненные. Таков в них страх перед великим правителем, который стоит над всеми.

32. Они верят, что ему известно об их действиях больше, чем им самим. Поэтому они боятся и почитают его больше, чем раб господина, который разом и следит за ним, и приказывает. Ни один из них не столь самоуверен, чтоб не дрогнуть при имени государя:[243] он встает, он благоговейно его славит и возносит одновременно две молитвы: одну к богам — о его благополучии, а другую к нему — о своем. И если наместники хоть немного сомневаются в справедливости общих или частных жалоб своих подданных, то немедленно посылают ему письма, вопрошая, как им поступить,[244] и ждут ответа, словно хор — своего предводителя.