Священные речи. Похвала Риму

16. Итак, во-первых, чем для вас ныне является Атлантический океан, тем для персидского царя тогда было Средиземное море. Здесь заканчивалось его царство, так что ионийцы и эолийцы находились на краю его владений. Только раз, переправившись в Элладу, этот «царь страны Восходящего и Заходящего солнца»[217] вызвал этим великое изумление; но, блеснув своим великолепием, он вслед за этим лишился многих обширных владений. Так вот, этот человек, который был так далек от власти над Элладою и для которого уже Иония была окраиной, отстоит от вашей державы не на бросок диска и не на полет стрелы, а на целые полмира и море в придачу.

17. Однако и до этих пределов не всегда простиралась власть царя, но, в зависимости от афинских сил или спартанских удач, сегодня он царствует до Эолиды,[218] Ионии и моря, завтра же не до Ионии и моря, а лишь до Лидии[219] и не видит моря дальше Кианейских скал. Точно царь в детских играх, он из Верхней Азии переходил в Нижнюю Азию, вынужденный править лишь теми, кто согласен был ему повиноваться. Это показало войско Агесилая[220] и до него — десять тысяч Клеарха,[221] одно — пройдя до самой Фригии,[222] как по собственной стране, другие — перейдя, словно по пустыне, за Евфрат.

18. Много ли удовольствия эти цари получали от своей власти, свидетельствует мудрость Эбара,[223] который, говорят, первым сказал Киру,[224] раздраженному долгим скитанием, что если тот желает быть царем, то должен — хочет он или не хочет — обойти все части своей державы, и без этого нельзя. Пусть он взглянет на сырую кожу: те ее части, на которые он наступил, примялись к земле, а те, с которых он сошел, опять поднялись и примнутся, только когда он пройдет по ним вновь. Это были цари-бродяги, которые отличались от скифов-кочевников только тем, что объезжали свой край не в телегах, а на колесницах. Это были цари-кочевники и скитальцы, которые из-за своего недоверия и страха оставаться на одном месте действительно топтали свою страну, как сырую кожу. Вот почему они переносили свою столицу то в Вавилон, то в Сузы,[225] то в Экбатану,[226] словно пастухи,[227] которые не могли и не хотели удержать их в своей власти на все времена.

19. Поистине кажется, что они не верили, что эта держава принадлежит им. Они не думали о ней, как о собственной, и не умножали красоту и величие ее городов и деревень, но, как захватчики чужого добра, расточали его без стыда и совести, стремясь лишь к тому, чтобы их подданные были беспомощны. Соревнуясь друг с другом в убийствах, словно в пятиборье,[228] следующий всегда старался превзойти предыдущего. И это состязание заключалось в том, чтобы убить как можно больше людей, разорить как можно больше семей и родов и нарушить как можно больше клятв.

20. Вот каковы были их удовольствия от их видимого могущества — а с ними и всё, чего закон природы велит избегать: ненависть и заговоры угнетенных, измены и гражданские войны, бесконечная вражда и непрерывное соперничество.

21. Сами цари этим наслаждались так, словно они стали царями благодаря скорее проклятьям, чем молитвам, а их подданные терпели все то, что приходится терпеть от таких правителей, как о том было сказано. Ибо родителям было страшно за красивого ребенка, а мужу — за красивую жену. На казнь был осужден не тот, кто больше нагрешил, а тот, кто больше накопил. И нечего говорить, что городов разрушалось и уничтожалось тогда больше, чем теперь основывается.

22. Легче было спастись тому, кто сражался против персов,[229] чем тому, кто им покорствовал. Ибо в сражениях победить их было легко, но в собственных владениях их бесчинства не знали границ. Тех, кто им служил, они презирали, как рабов, а тех, кто был свободен, карали, как врагов. Поэтому жили они, ненавидя сами и ненавидимые другими. И, боясь своих подданных зачастую больше, чем врагов, они пускались в войну, чтобы уладить споры.

23. Все это потому, что ни персы не знали, как управлять, ни их подданные — как этому соответствовать. Ибо подданные не могут быть хорошими, когда ими правят дурные правители.[230] Власть и деспотизм больше не различались, а слова «царь» и «господин» значили одно и то же.[231] И понятно, что цари не покидали свои области, так как слово «господин» живет вне собственного дома. А когда оно простирается на города и народы, то скоро ему конец.

24. Опять-таки Александр,[232] который основал самую большую державу, какая была до вашей, и столько опустошил земель, был скорее похож на основателя государства, чем на его правителя. С ним, мне кажется, случилось то же, что бывает с обычным человеком, который приобрел большой и хороший надел земли, но умер, прежде чем собрал с него плоды.