3. «Такие слова, — сказал он, — произнес Мусоний». И после этого мне были голоса: «Спаси себя для города афинян!», и означало это — «для эллинов». Были и многочисленные пророчества относительно событий в Италии. <...>
ПОХВАЛА РИМУ
1. Есть обычай у тех, кто плывет по морю и путешествует по земле, давать обеты о том, что в это время заботит каждого, то есть о благополучном прибытии в место назначения. Так, один поэт уже как-то пошутил, что произнес обет о златорогом ладане.[193] Я же, о граждане, пока шел и плыл сюда, дал такое обещание, которое не чуждо Муз и Гармонии и не лишено связи с моей профессией:[194] если останусь в живых, выступить пред Городом с публичною речью.[195]
2. Но так как я не мог обещать произнести речь, величиною равную Городу, то я должен был дать другой обет, может быть, еще более трудновыполнимый, — составить такую речь, которая будет хотя бы соизмерима со столь огромным величием Города. Я взял на себя смелость выступить, как могу, раз уж другие люди выдают вещи, соизмеримые с их собственными возможностями, за божественные.
3. И если у вас, о граждане великого Города,[196] есть хоть капля уверенности в том, что я не нарушу обет, поддержите меня в этой моей смелости, чтобы при начале своей похвалы я мог сказать следующее: я встретил здесь людей, перед которыми любой, «и даже если прежде, — как говорит Еврипид, — был он Музам чужд»,[197] тотчас становится искусен в гармонии, приятен для слушателей и способен говорить даже о более значительном, чем он сам.
4. Все воспевают и будут воспевать Город, хотя при этом они добиваются еще меньшего, чем те, кто безмолвствует. Ибо молчание последних не делает его ни более, ни менее значительным, но лишь оставляет недоступным для познания. Речи же первых достигают лишь противного тому, к чему они стремятся. Ибо восхваляющие не в силах ясно показать, чем они восхищаются, но поступают подобно живописцу, который, пытаясь изобразить своим искусством прекрасное и любования достойное тело, потом бросает свою затею. Всякий скажет, что такому живописцу лучше не рисовать вовсе, а позволить людям увидеть сам предмет, а не дурное подражание.
5. Так, мне кажется, обстоит дело и с этим Городом. Речи отнимают у него много чудесного — как будто кто-нибудь, желая рассказать о большом войске — таком, как у Ксеркса,[198] и поразившись его размерам, потом сказал бы, что видел десять или двадцать тысяч пеших, конницы столько-то и столько-то, но не сказал бы при этом о том, что это лишь ничтожная часть всего, что так его удивило.
6. Этот Город впервые показал, что красноречие не всесильно. Ведь о нем не то что сказать по достоинству, но даже увидеть его по достоинству невозможно. Поистине, для этого надо быть неким всевидящим Аргусом,[199] а скорее — тем всевидящим богом, который держит этот Город в своей власти.[200] Ибо кто и с каких высот сможет бдительно обозреть столькие покоренные горы, или построенные на равнинах города, или столь огромную страну, объединенную под именем одного Города?
7. Ведь как Гомер сказал о снеге,[201] выпавшем на вершинах высоких гор и холмов, который, говорит он, покрывает и цветущие равнины, и плодоносные пашни людей, и седое море, и гавани, и морские берега, — так же можно сказать и об этом вот Городе. Он покрывает вершины холмов, простирается по срединной стране, доходит до моря, где находится общее место торговли всех людей и общее место сбыта всего, что производится на земле. И в какой бы его части кто-нибудь ни оказался, ничто не мешает ему чувствовать себя в середине Города.
8. И простерся Город не по земле. Намного превосходя гомеровское сравнение, поднимается он естественным образом к самым верхним слоям воздуха, так что его можно сравнить не со снегом, покрывающим вершину, а скорее с самими горами. И как иной человек, намного превосходящий остальных ростом и силою, любит показывать эту свою силу, подняв и нося на себе других, так и этот вот Город, воздвигшийся на столь огромном пространстве, подняв на своих плечах другие равновеликие города, несет их на себе один за другим. Именно отсюда происходит его название, ибо в нем великая Сила.[202] Поэтому, если кто-нибудь пожелает полностью его распрямить и, приставив ныне высоко поднимающиеся города один к другому, расположить их на земле, которую теперь занимает Италия, то все это пространство, мне кажется, будет заполнено и обратится в единый непрерывный город, тянущийся до самой Ионии.[203]
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги