Священные речи. Похвала Риму

34. Покинув городской Совет, я пошел к купальне, и здесь кто-то сказал мне, что недавно кое-кто предупредил Совет о своем выступлении за три дня, а собрал в Одеоне всего семнадцать человек; только с этого дня он и образумился.

Что было дальше, я рассказывать не буду. Я и об этом бы не вспомнил, если бы не желал показать, как ясен был мой сон и как об этом позаботился Бог. И это пришлось кстати к моему рассказу о том, как сам Бог заставил меня подняться и приехать в Смирну.

35. А немногим позже Он привел меня в Эфес, предсказав мне победу в красноречии и так меня воодушевив, что я проснулся с криком об Эфесе. Но о том, что там произошло, мне рассказывать не к лицу. Кто желает знать, те найдут, у кого спросить.

Однако сколь многим я обязан Богу в моем красноречии, об этом должен я попробовать рассказать, ничего не пропуская. Ведь будет странно, если я сам или кто другой расскажет о том, какие лекарства Бог давал для моего тела, даже когда я сидел дома, и промолчит о том, как Он, вылечив тело, укрепил мою душу и умножил славу моих речей.

37. Я хорошо убедился и других убедил в том, что ни одна из моих заслуг перед людьми не сделала меня ни тщеславным, ни надменным. Ведь я этим не унизил ни нескольких, ни многих. И я не думаю, что гордиться своими заслугами следует больше, чем стыдиться своего тщеславия.

38. Бог являл мне свою помощь с удивительным постоянством. Это было и в Смирне немного лет спустя, во время замечательного моего выступления. Бог велел мне идти в городской Совет, но основательно поев. Я так и сделал. А в Совете сидел, как сторож, один человек со странной кожей. Увидев меня с моими спутниками, он попросил меня позволить ему, как обычно, первому произнести речь и занял время до самого полудня.

39. После него вошел я и произнес речь против софистов. Это был лучший из моих дней, посвященных красноречию. Я говорил вволю, сколько было времени, и публика с жадностью ловила каждое мое слово. Но, что было дальше, нельзя ни сказать, ни вообразить.

40. Когда я закончил и встал, чтобы удалиться, как полагается в любом состязании, слушатели не выдержали и в один голос начали требовать, чтобы я остался и, выбрав новую тему, говорил еще одну речь. Сначала я отказывался, ссылаясь на то, что время уже позднее. Но, когда просьбы стали все упорнее, я вспомнил о своем сновидении, в котором Бог предупредил меня не приходить голодным, чтобы иметь довольно сил для состязания.

41. Я согласился. Как только подошла моя очередь, я не удержался и признался в пророчестве Бога и в том, что пришел подготовленным. Слушатели всему удивлялись. Когда же я закончил, силы мои вконец иссякли, и я покинул Совет незадолго перед заходом солнца. А на следующий день я опять состязался в красноречии перед теми же самыми слушателями, так как и к этому побудил меня Бог.

42. Расскажу я, пожалуй, и о своей недавней поездке в Кизик, которая случилась через пять лет после первой, в тот же самый месяц и почти в те же самые дни, перед Олимпийскими играми.[186] От первой поездки она отличалась мало. В первый день я воздерживался от пищи, и вода была испорчена, и ясно было, что из-за тучи комаров заснуть не удастся. На следующий день ранним утром, наскоро перекусив, я поехал дальше. Когда же я возвращался, то из-за дождя остановился вблизи Горячих Источников (и это тоже было мне предсказано), но есть не стал. И только на следующий день после моего возвращения Бог повелел мне поесть.

45. В городе я проводил время примерно так, как мне было предсказано во сне. А сон мой был вот какой. Я сам попросил Бога о знамении, потому что там и суд заседал, и друзья мои просили меня зайти к ним.

44. Мне приснилось, будто я ждал случая, чтобы подойти к императору. Пока тот приносил жертву, я лежал на земле. Когда же рядом с моими руками оказался бьющийся в судорогах петух, я поймал его и понял, что это предзнаменование. С петухом в руках начал я свою речь. Я начал ее с того гомеровского эпизода, когда Одиссей, наполнив кубок, обращается с речью к Ахиллу.[187] И я сказал так: «Во благо государя, во благо обоих государей, во благо всем нам!»

45. Император удивился и, убедившись в моем красноречии, сказал, что считает его столь же почетным, как и любое другое занятие. Но добавил: «Только если слушателей будет человек пятьдесят». Я же ответил: «Если ты пожелаешь, государь, будут и слушатели. Но как ты удивишься, — сказал я, — узнав, что все, что ты сейчас говоришь, предсказал мне еще Асклепий». Я был готов показать ему свои записи, но тут он куда-то повернулся, а я подумал, что пора выступать. А затем мне приснилось, что я еду в Кизик.

46. Это и побудило меня к поездке. А когда я оказался в городе, то и градоначальники, и остальной народ проявили ко мне великую благосклонность. Однако я не пошел в собрание, хотя меня ожидали там каждый день и устраивали невероятные приготовления, но вел занятия у себя дома для немногих избранных. И пророчество, данное мне во сне, почти исполнилось, потому что слушателей было около пятидесяти человек.