«Священные войны» Византии

Встреча императора-победителя персов, сокрушившего великую державу, 6 лет подряд испытывавшего тяготы воинских походов и подвергавшего свою жизнь опасности в боях, произошла очень торжественно. Патриарх Сергий, старший сын императора св. Константин, члены сената, клирики, народ встречали царя-победителя масличными ветвями, криками радости и пением псалмов. Подойдя к отцу, св. Константин упал на колени и поклонился ему, не в силах сдержать слезы радости и благодарности. Вступая в город через Золотые ворота, царь-триумфатор ехал на колеснице, которую везли четыре слона, а сам он бросал щедрые подарки народу[706].

Авторитет Ираклия был настолько велик, что его труды сравнивали с Божественными деяниями: «Царь вернулся в Константинополь, выполнив некую мистическую феерию. Совершив в 6 дней создание мира, Бог нарек седьмой – днем покоя. Так и он, совершив многие труды в 6 лет, предался покою в седьмой, вернувшись в город с миром и радостью»[707].

После возвращения Ираклия из Персидского похода, зимой 629 г., была сыграна свадьба его старшего сына св. Константина с Григорией, и от этого брака 7 ноября 630 г. родился сын Ираклий. Кстати сказать, в этот же день у самого Ираклия родился сын, которого назвали Давидом. Восприемником внука императора стал его сын от брака с Мартиной Ираклий, прозванный в семье уменьшительно-ласкательным именем Ираклон, родившийся в 626 г. Желая оставить после себя преемниками и св. Константина, и Ираклона, император 1 января 632 г. возвел Ираклона в звание цезаря[708].

Вскоре византийцев ждала друга радость – возвращение Креста Господня. Выполняя свое обещание, Шахрбараз разыскал Крест в городе Ктесифоне, и его привезли в Иераполь возвращавшиеся из Персии римские войска. Тем временем император в конце февраля 630 г. вместе с царицей поехал в отобранные от персов земли, чтобы навести порядок и разобрать споры. Вступив в Иерусалим, Римский царь вместе со всеми пролил слезы радости по возвращению Креста, стоя с пальмовыми ветвями в руке. Император непосредственно участвовал в водружении Креста на том месте, где Он стоял ранее, а затем раздал жителям города подарки и назначил нового патриарха – монаха Модеста (632—634), замещавшего должность умершего Захария.

Как рассказывают, василевс с Крестом на плечах хотел водрузить святыню на Голгофу, но не мог сдвинуться с места. Тогда патриарх объяснил ему, что Христос шел тем же путем к месту Своей крестной смерти в образе раба. Ираклий немедленно снял с себя знаки царского достоинства, разулся и легко прошел Крестным путем.

Но помимо праздников, необходимо было решить и текущие вопросы. Выслушав жалобы христиан на иудеев, преследовавших их во время персидской оккупации, Ираклий нашел их обоснованными. Но тут же напомнил делегатам города, что они находятся рядом с Голгофой, где Спаситель, мучимый на Кресте, простил своих убийц. Посему, закончил он свою речь, следовало бы простить и иудеев. Однако по наступившей тишине понял, что его слова едва ли будут приняты христианами. Как следствие, опасаясь новых кровопролитий, царь запретил иудеям проживать в Иерусалиме в округе 3 км[709].

Отправившись оттуда в Месопотамию, император по дороге получил известие о смерти царя Шахрбараза, умерщвленного соотечественниками[710]. Вместо него на престол была возведена дочь покойного Хосрова Борандохт (629—631), «дочь дождя». Это был первый, пока еще беспрецедентный случай, когда корона Персидской империи почила на голове женщины. И не удивительно, что тень царицы, некий вельможа, получивший даже, по некоторым источникам, царский статус, Хормизд V (629—631), пытался завладеть единоличной властью. Но царица, оскорбленная тем, что ее бесцеремонно оттеснили в сторону, предала неудачливого соправителя смертной казни. Правда, и она правила недолго – всего 2 года, после чего анархия в Персии вспыхнула с новой силой.

Но вне зависимости от политического положения дел в поверженной державе Сасанидов император решил главную задачу – закрепил римские границы по рубежам, оговоренным еще условиями мирного договора св. Маврикия и Хосрова[711].

Несколько менее удачно, но в целом также очень неплохо развивались дела и в Италии, где новые экзархи Григорий (619—625) и Исаак (625—643) выстроили далеко не безвыгодную систему отношений с лангобардами. Стимулируя внутренние распри между их вождями, экзархи сумели добиться того, что воинственные германцы уже не помышляли о дальнейшем захвате имперских территорий. Более того, под влиянием некоего Евсевия, бывшего послом Византии при дворе короля, новый и юный государь лангобардов Адальвальд (616—626) решил признать свою вассальную зависимость от Византийского императора. А когда элита германцев выразила открытое недовольство, король без сожалений обрушил на головы своих ближайших родственников карающий меч. Впрочем, за этот шаг он поплатился жизнью – захваченный мятежными аристократами врасплох, он был вынужден принять яд.