«Священные войны» Византии

В этот момент времени завязалась настоящая интрига, напрямую коснувшаяся прп. Максима Исповедника и предопределившая его последующую судьбу. Богословская борьба Рима с монофелитством лишь внешне касалась Византийского правительства, гораздо важнее было восстановить царские прерогативы по утверждению Римского папы и управлению Кафолической Церковью в целом. Уже «Типос» императора Константа II свидетельствовал не о желании Константинополя утвердить монофелитство во всей Вселенной, а о стремлении умиротворить (в очередной раз) спорящие стороны. Согласимся, что запрет на обсуждение вопроса о двух или одной воле в Христе ровным счетом не предопределял существа богословского диспута и тем более не раскрывал отношения самой политической власти к нему.

Стратегия примирения с Римом заключалась в том, что, с одной стороны, Константинополь не настаивал на непременном признании Западом своего богословия, с другой – активно озадачился поисками нового понтифика, согласие которого занять вдовствующую кафедру апостола Петра однозначно расценивалось бы как смирение перед волей императора. В конце концов стратегия Константинополя увенчалась успехом – 10 августа 654 г. Римский клир и сенат избрал, при живом св. Мартине, на папский престол Евгения (654—657), тихого и незаметного клирика из числа служителей Римской курии, более всего опасавшегося конфликтов с властями и собственной паствой. Его апокрисиарии прибыли в восточную столицу и после некоторых взаимных уступок в формулировании вероисповедальной формулы вступили в общение с патриархом Пирром. Но тут скончался Пирр, и на его место был назначен Петр (655—666), чья синодальная грамота, направленная в Рим, не встретила сочувствия на Западе. Папское окружение настояло на том, чтобы понтифик не вступал с ним в церковное общение, и раскол опять стал явью.

Лишь смерть папы Евгения и избрание на Апостольскую кафедру папы Виталиана (657—672), склонного к компромиссу, смягчила ситуацию. Его посланники обратились с письмом не только к царю, но и к патриарху Петру. Церковное общение было восстановлено, стороны внесли имена своих архиереев в диптихи, и в благодарность за это Констант II подарил апостолику роскошное Евангелие, украшенное драгоценными камнями.

Это стало крупным политическим успехом Константинополя, но купленным Римом ценой головы прп. Максима Исповедника. Получилось, что из всей Церкви лишь один прп. Максим оставался вне общения и с Западом, и с Востоком. Исповедник проживал в это время в Риме в уединенной келье с двумя учениками. Его авторитет был настолько силен, что сам факт несогласия преподобного с официальным вероисповеданием рушил все надежды заинтересованных сторон в упрочении отношений. Не удивительно, что вскоре к нему явились царские чиновники и, получив отказ признать «Типос», арестовали прп. Максима[869].

В начале 655 г. святой с учениками был доставлен в Константинополь, где его предали суду. Примечательно, что судили преподобного те же лица, что и творили беззаконие над папой св. Мартином. Однако первые обвинения Исповедника в политических преступлениях сразу же были им опровергнуты, а на упрек в том, что он является последователем Оригена, святой тут же анафематствовал того. В этот же вечер в тюрьму к св. Максиму явились сановники с предложением императора вступить в общение с Константинопольской церковью и признать «Типос». Ответ св. Максима сохранился, и он заслуживает того, чтобы быть приведенным полностью.

«Кир (то есть господин. – А. В.) Троил, услыхав, что “Типос” анафематствуется на всем Западе, говорит святому: “Разве хорошо, что мнение нашего благочестивого владыки (царя) подвергается поношению?”. Ответил святой: “Да, долго терпит Бог к тем, кои побудили владыку (царя) составить “Типос”, и признали его, и допустили”. И говорит Троил: “Но кто же суть те, что побудили или допустили?” И ответил раб Божий: “Представители Церкви побудили, а сановники (сенат) допустили. И вот эта нечисть виновных взыскивается с невиновного и чистого от всякой ереси (выделено мной. – А. В.). Но посоветуйте ему сделать то, что сделал некогда благочестивой памяти его дед (Ираклий). Когда он узнал, что некоторые на Западе подвергают его порицанию, посредством указа сделал себя свободным от церковного осуждения, написав, что “Эктесис не принадлежит мне, так как я ни диктовал его, ни давал приказ составить, но патриарх Сергий, сочинив его за 5 лет до возвращения моего с Востока, когда я прибыл в этот преблагословенный город, упросил меня издать его от моего имени с подписью, – и я принял ходатайство его, – теперь же, узнав, что некоторые восстают против него, делаю всем известным, что он не мой”. Такой указ послал он блаженному Иоанну папе, осуждавшему “Эктесис” в тогдашних письмах своих к Пирру (Константинопольский патриарх. – А. В.). И с тех пор “Эктесис” повсюду считают делом Сергия. Это пусть сделает и теперешний благочестивый царь наш, и будет совершенно чисто от всякого порицания имя его»»[870].