Священный крест тамплиеров

— Я же говорил вам, святой отец, — тамплиеры погрязли в самых отвратительных грехах, они предаются мерзкой ереси и чудовищному разврату…

— Милорд! — перебил аббат комиссара. — Я повторяю — нас никто не слышит, и вы можете говорить откровенно!

— Если откровенно — храмовники слишком много о себе возомнили. Они решили, что, ежели помогли его величеству королю с финансами, то могут диктовать ему свои условия. Кроме того, они забыли завет собственного ордена, забыли, что бедность — одна из главных христианских добродетелей!

— Так я и думал! — вздохнул аббат. — Его величество не хочет отдавать долги и заодно решил поправить свои дела за счет сокровищ ордена!

— Не забывайтесь, святой отец! — одернул его комиссар. — Я — верный слуга короля!

— Что вы, милорд, я это прекрасно помню, как помню и то, что здесь нет никого, кроме нас с вами, и никто не сможет подтвердить ваши слова, ежели вам придет в голову в чем-то меня обвинить. Но вам это в голову не придет, ибо вы — в моем монастыре, и вам выгодно мое сотрудничество. Кстати, что-то долго не возвращаются ваши люди.

Алексей Викторович Мышлаков проживал в коммуналке. И не в старинном доме с окнами на Невский проспект или на Неву (там коммуналок давно уже не осталось), а в очень запущенном трехэтажном домике в районе Пяти Углов.

Похоже, дом как построили в позапрошлом веке, так с тех пор и не ремонтировали, только жильцы менялись. Попасть в дом можно было, пройдя два двора и три подворотни, одной стороной окна выходили в этот самый темный двор, а другой — на грязную стену бывшей трикотажной фабрики.

Эва спросила дорогу у миниатюрной старушки, которая выгуливала такую же миниатюрную, непонятной породы собачку, и благополучно миновала не слишком чистые дворы.

Дверь единственного подъезда стояла нараспашку, о домофоне в этом доме слыхом не слыхали.

С другой стороны, Эва поняла, что так лучше, потому что аромат в подъезде стоял удушающий. Пахло кошками, крысами, прокисшими щами и помойкой. Эва зажала нос и одним духом поднялась на третий этаж, где находилась квартира Мышлакова.

Звонок на двери отсутствовал. То есть на ней было множество звонков, но ни один из них не работал. Может, во всем доме отключили электричество? Эва дернула за ручку двери, и ручка оказалась у нее в руках. Пока Эва удивленно пялилась на оторванную ручку, дверь потихоньку начала открываться. Потянуло сквозняком, очевидно, где-то было открыто окно.

Все это Эве очень не понравилось. Все знают, что в открытую дверь входить нельзя — там могут ожидать неприятные сюрпризы. Также нельзя, услышав непонятные звуки в подвале или на чердаке, спрашивать, кто там, нужно сразу орать, что вызываешь полицию и МЧС.

Тем не менее Эва всунула голову в открытую дверь и огляделась. Смотреть было не на что — длинный темный захламленный коридор и закрытые двери по бокам. На одной висела печать, следующая была крест-накрест заколочена досками. Эва пожала плечами и все же вошла в квартиру. Дверь не закрывалась потому, что на ней не было замка, он был вырезан с мясом.

Да, вряд ли относительно нормальный человек может жить в таком хлеву. Похоже, квартира эта вовсе нежилая. Эва все же решилась пройти дальше, авось хоть одна дверь открыта. Она прислушалась и уловила мужские голоса вдалеке. Что ж, придется идти на контакт, хоть узнает что-нибудь об этом Мышлакове.

В коридоре сильно воняло тухлой картошкой, а когда Эва подошла к последней двери, из-за которой слышались голоса, аромат стал и вовсе невыносимым. Возле двери стояла картонная коробка, испускавшая вонь. Эва потянула на себя дверь, осторожно переступив через коробку. Кто его знает, что там лежит, заденешь, она раскроется, а может, там и не картошка вовсе, а дохлый кот.

Эва поежилась, как-то ей стало неуютно в этом клоповнике. Опять же встретят ее явно деклассированные элементы, кто еще тут может обретаться? Вот что она вообще тут делает, хотелось бы знать?